Что такое Воцерковление? Почему дети воцерковленных родителей уходят из Церкви? О концепции воскресной школы «Живоносный Источник»

Чтобы осмыслить процесс воцерковления человека, необходимо в первую очередь, насколько возможно приблизиться к пониманию того, что есть в существе своём созданная Богом Церковь (см. Мф. 16:18), какова природа Церкви, ее назначение, устроение, цель и лежащие на ней задачи в Божьем Домостроительстве человеческого спасения.

Епископ Александр (Семенов – Тян-Шанский) выразил эту мысль так: «Познать что такое Церковь, можно только живя в ней; поэтому рациональное определение Церкви невозможно. Такое внутреннее усвоение Церкви и есть вера в неё, вера в её непознаваемую внешними чувствами и дискурсивным мышлением сущность. Таким же путем, например, мы познаем, любит ли кто нас или нет, кто наш друг и кто – враг».

Поэтому, наилучшее понимание того, что есть подлинное воцерковление, дает наличие практического опыта церковной жизни.

Воцерковление человека – это сложный, поэтапный, целожизненный процесс, простирающийся через земную жизнь в жизнь вечную. «Эта же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17:3)

Если Христос – есть Истина, то Церковь – Столп и утверждение Истины на земле;

Если Христос - Путь, то Церковь Христова есть наша Путеводительница;

Если Христос есть Жизнь, то Церковь Христова есть школа богоугодной жизни во Христе;

Если Христос наш Учитель, то Церковь Христова есть училище богообщения, богопознания, богопочитания и богоуподобления Его примеру.

Если Христос наш Искупитель и Спаситель, то Церковь Христова учит побеждать искушения от духа мира сего, сохранять верность Христу, искать Богоугождения и спасения.

Святая Церковь учрежденная Господом – есть наша путеводительница по спасительному пути христианской жизни, не следуя которому мы легко и быстро сбиваемся и уклоняемся на погибельные пути, каковых значительно больше, чем тот единственный, каким нас ведет Христова Церковь. Путь веры, молитвы, покаяния, исправления, следования Божиим заповедям, доброделания и христианского совершенствования.

Важно понимать, что принадлежность к Церкви определяется не знанием вероучения, нравоучения, истории Церкви, а прежде всего благодатной жизнью в годовом богослужебном круге с регулярным и достойным участием в церковных таинствах . Тогда церковная жизнь не стесняет, не ограничивает, не нарушает свободы, она поддерживает и помогает духовному возрастанию человека. Но помимо вхождения в Церковь, обретения первичного опыта церковной жизни существует непростая задача сохранения благочестивого образа этой жизни. Ведь эта жизнь может быть разрушена путем столкновения с другими стандартами, другими, аморальными нормами жизни мира сего с его вызовами и соблазнами.

Православие - это прежде всего жизнь в соответствии с евангельской нормой веры и нравственности, а не только внешние культурные проявления или церковно-обрядовые действия человека.

Быть церковным человеком - это,
во-первых, значит иметь личную веру в Бога, уверенность в Нем, доверие и верность по отношению к Богу и Церкви.

Во-вторых , - взять ответственность перед Богом и Церковью за церковную жизнь как форму, в которой может развиться и вырасти личное благочестие.

В третьих , - лично стремится к полноте богообщения в Таинствах Церкви, в богослужении, в личной духовной и нравственной жизни.

В четвертых , - лично стремится жить по заповедям Божьим.

В пятых , - необходимо находиться в догматических (правоверных) и канонических (общеобязательных для членов Церкви правилах отношений и жизни) рамках.

О признаках истинного воцерковления

Воцерковление – это начало личных отношений с Богом, начало осознанной духовной жизни, осмысление мира, человека в мире, познание жизни, её назначения и смысла, и, наконец, вхождение в само бытие церковной общины.

Воцерковление – это встреча с Истиной, начало обожения человека.

С другой стороны, воцерковление – это приобретаемый постепенно опыт молитвы, борьба с искушениями, а так же опыт внутреннего выбора пути жизни и самого образа жизни.

Воцерковление это сознательный самовоспитательный процесс , направленный на искоренение страстей и раскрытие христианских добродетелей, (особенно верности, душевной чистоты, искренней любви и служения), что поможет человеку строить свою жизнь душеспасительно.

Основой воцерковления является, с одной стороны, регулярное участие в церковных таинства х и прежде всего в Таинстве таинств - в святой Евхаристии. С другой стороны, - нравственно-аскетический труд в соответствии с евангельскими заповедями – противостояние греховным страстям и понуждение себя к добру.

Воцерковление человека это своего рода самовоспитание, саморазвитие и самообразование – или церковное образование (как поэтапное, целостное вызревание личности христианина в соответствии Первообразу или повышение уровня богоподобности в добродетели).

Иными словами целью воцерковления является православный образ жизни: не только знание вероучения, не только способность отличать Православие от иных конфессий, не только знание духовной культуры страны, не только религиозное краеведение, религиозное искусствоведение, - в первую очередь способность людей использовать христианскую евангельскую мотивацию в своей личной, семейной, общественной и даже профессиональной деятельности.

Итогом воцерковления , или если мы говорим о детях, итогом христианского воспитания нужно считать не вышколенность, а обретение внутренней, основанной на Евангелии и опыте жизни Церкви, системы ценностей, которая ляжет в основу всей жизни человека. Система эта должна быть движущейся, развивающейся. Система ценностей отражается не в перечне дозволенного и недозволенного, а во внутренней обращенности, в приверженности и, наконец, в любви к истине. В сущности, человек может считаться состоявшейся личностью только тогда, когда у него не просто появились понятия добра и зла, а когда они руководят его волей. Только тогда он становится способным к настоящему диалогу с миром, не растворяясь в нем, не теряя своей совести и христианского богоподобного достоинства.

У нас отсутствует опыт научения жизни церковной, мы больше увлечены аскетикой и обрядами. Но без церковности нет духовности и единства с Богом, как важнейшего условия нашего спасения. «С Господом тот, (по слову свт. Феофана Затворника), кто с Церковью; будем так, не суемудрствуя, и будем на спасенном пути».

В воцерковлении необходимо приобщать к евангельской нравственности и нравственно-аскетическому труду, а не к правилам, обрядам и требованиям.

Воцерковление человека не поддается детальному исследованию, прогнозированию и расчету. Его нельзя исчислить суммой богословских знаний. Результатом его может считаться только духовный опыт, особое устроение души человека. В этом специфика христианской педагогики. Концептуально ее следовало бы понимать как таинственно-запредельный процесс богочеловеческого воспитания, и весь учебный материал должен быть средством достижения этой великой цели.

Главный смысл и задача православной педагогики , по мнению протоиерея Василия Зеньковского, состоит в том, чтобы через воцерковление приблизить подрастающее поколение к Богу, обучить подлинной жизни во Христе, помочь в освобождении их от власти греха, через благодатное восполнение дарами Церкви и содействовать раскрытию и одухотворению образа Божия в них.

Под воцерковлением следует понимать не набор знаний и различных церковных внешних действий, а реальное преображение духа, нрава, отношений и образа жизни человека сообразно Евангельскому образу личности Иисуса Христа.

Воцерковить значит ввести в организм Церкви, усвоить человека благодатному духу жизни Церкви, помочь обрести нравственные и духовные связи с людьми церковной общины, сделаться христовыми по духу, нраву, отношениям, и через это живой клеточкой богочеловеческого организма - Христовой Церкви.

Церковная община является зримо явленной Церковью. Воцерковление не может быть таковым вообще, оно обязательно должно быть направлено на вхождение в жизнь конкретной христианской общины. Церковно-приходская община имеет в себе четыре важнейших свойства Церкви: единство, святость, соборность и апостоличность.

Единство - как целостность личности в духовном единстве с Богом и церковной общиной. Оно достигается по благодати при духовно-трезвенной жизни: непрельщенности ума, неоскверненной совести, преодолением внутреннего разделения сил души (ума чувств и воли); преодолением разномыслия и нестроений в семье, церковной общине, обществе.

Святость - как хранение целомудрия и нравственной чистоты в отношениях, поведении и жизни. Достигается через молитвенно-покаянную жизнь, искоренение страстей, при участии в церковных таинствах, следовании Божиим Заповедям и богоуподобление в добродетели, высшая из которых любовь.

Соборность - это всецелостная, всеединая духовная сопричастность христианина с Богочеловеческим телом Церкви. Выражается в единстве правой веры, молитвы, церковных таинств, богоугодных делах и служении членов церковной общины.

Апостоличность - это свидетельствование правой христианской веры и любви, подобно апостолам, - словом, делом, жизнью и служением в окружающем мире в соработничестве Христу (см. 1 Тим. 4:12).

Противоположным понятию воцерковление по духу, направленности, смыслу и содержанию является понятие обмирщение - страстная зависимость и вовлеченность в мирскую жизнь с её земными, материальными интересами, далеко уводящими людей от церковной, богоугодной жизни по заповедям в евангельском духе.

Пренебрежение благодатным опытом Церкви - это не только грех, но и роковая ошибка, гибельная для самого человека. Господь говорит, что «если кто Церкви не послушает, да будет он тебе как язычник и мытарь» (Мф. 18, 17). Так условно названы люди, находящееся в крайней духовной опасности. Не отверженные, но сами отвергающие истину, не проклятые, но проклинающие себя своим пренебрежением к Церкви Божьей.

Вот почему с понятием духовной жизни неразрывно связано понятие воцерковлённости, то есть соответствие тем внешним и внутренним требованиям (устроения своей жизни по церковному чину, духу и укладу), которые позволяют нам не только называться, но и быть христианами.

Каковы же условия воцерковления?

Исходя из понятия церковности, целей и задач воцерковления, определим основные условия воцерковления по отношению к будущему христианину:

1) личное и свободное решение вступить в Церковь, основанное на личной вере во Христа Спасителя и на доверии Церкви;

2) личное стремление жить по заповедям Божьим;

3) признание Боговдохновенности Священного Писания;

4) принятие Церкви как Тела Христова, частями которого является каждый из ее членов, а единою главою Господь наш Иисус Христос. При этом необходимо признание того, что именно община это зримо явленная Церковь;

5) признание того, что центром всей жизни православного христианина является Евхаристия;

6) принятие Святого Предания Православной Церкви, идущего от апостольских времен и святых отцов;

7) готовность взять ответственность перед Богом и Церковью за церковную жизнь как форму, в которой может развиться, вырасти личное богообщение и благочестие;

8) признание того, что христианское мировоззрение опирается на Священное Писание и догматические основы Православия.

9) признание того, что жизнь христианина призвана находиться в догматических и канонических рамках Церкви;

10) осознание того, что личность не растворяется в Церкви, но Церковью охраняется и человек, вступая в Церковь, получает возможность раскрыть себя как личность во всей полноте.

Воспитать цельную, духовно-нравственную личность - христианина, семьянина, гражданина и мастера-профессионала - значит обрести в её лице надежную опору для будущей семьи, церковной общины, профессионального коллектива, государства и общества.

Да поможет Господь Бог всем радеющим о деле духовно-нравственного воспитания, воцерковления и обучения подрастающего поколения, чтобы возрастало оно во славу Божию, на благо Церкви, родителям на утешение, на пользу людям и нашему Отечеству!

1. Спасение родителей в вечной жизни напрямую зависит от того - выберут их дети путь христианской жизни или нет?

Сказать, что это стопроцентно связано, то есть сказать это такой максимой: если ребенок не спасется, то и родители наверняка погибнут, - нельзя, потому что тем самым мы своими человеческими посылами ограничиваем волю Божию. Так же, как и свободу другого человека. Если мы допускаем, что и в навозе бывают жемчужины, что при всяческих негативных внешних условиях вырастает чистый, глубокий, значительный человек, то по тому же самому знанию человеческой свободы мы должны допускать и обратное - что у серьезных, ответственно относящихся к своей вере родителей могут вырасти дети, которые уйдут «на страну далече». И не потому, что они не так были воспитаны, что им было что-то недодано, а потому, что каждый человек сам стоит и сам падает, если данную ему свободу употребит себе не во благо. У всех на памяти хрестоматийные примеры ветхозаветных праотцов, у которых одни дети при одном и том же воспитании становились благочестивыми и благоговейными, а другие - греховными и неправедными. Но помнить о них нужно по отношению к другим, не применяя эти доводы самооправдания по отношению к себе. И если слова преподобного Пимена Великого: «Все спасутся, я один погибну» должны для каждого христианина быть ориентиром в оценке собственного внутреннего состояния, то и по отношению к нашим детям любой их грех есть повод и основание задуматься, что было не так в их воспитании, внешне, быть может, вполне правильном? И задуматься не для того, чтобы оправдать себя, вопия к своим сыну или дочери: что тебе не было дано? Деньги, образование, семейное тепло? Что же ты со мной теперь делаешь или что же ты жизнью своей так распоряжаешься? И такие, к сожалению, типичные воздыхания отцов и матерей, в душе своей уверенных, что перед ними, такими хорошими, виноваты дети, свидетельствуют об отсутствии покаяния за собственные грехи, которые помешали воспитать детей в вере и благочестии. Напротив, каждый родитель должен до последнего искать видение меры своей ответственности. Повторю: она не всегда абсолютна и не всегда все к ней сводится, но она есть.

2. Является ли ребенок, родившийся в семье, не освященной церковным браком, что называется, «блудным»?

По церковным законам такого понятия, как «блудный» или «приблудный» ребенок, нет. По законам Российской империи прошлых веков, действительно, был термин «незаконнорожденный», но это, конечно же, относилось не к церковному статусу ребенка, а к характеру наследования и его прав. Поскольку общество наше было тогда сословным, то и определенного рода ограничения для детей незаконнорожденных, то есть рожденных вне брака, существовали. Но все эти дети входили в ограду святой Церкви через Таинство Крещения, и для них не было никаких ограничений в церковной жизни. Странно даже мыслить иначе, тем более в наше время. Детям «приблудным», в мирском понимании этого слова незаконнорожденным, так же, как и всем другим, возрожденным в купели крещения чадам Церкви, открыта вся полнота пути ко спасению. Это грех не ребенка, а его родителей, подошедших к великому таинству чадорождения без трепета, по страсти, по похоти, в чем они должны каяться. Именно родители так или иначе будут нести ответственность и в этой жизни, и в жизни вечной. Но не нужно думать, что на ребенке лежит какая-то печать, которая будет его сопровождать всю его последующую жизнь.

3. Ребенок, рожденный в браке нецерковном, гражданском или даже незарегистрированном, освящается ли после последующего Венчания и меняется ли при этом его духовное состояние?

Конечно же, счастливы дети, рожденные в законном венчанном браке у верующих людей, хотя бы потому, что весь путь своего бытия от самого начала - от утробы матери и даже до того, когда он был зачат, - церковные молитвы призывали на него благословение Божие: уже в самом чине Таинства Венчания на этого ребенка, еще не сущего. А потом его отец и мать молились о том, чтобы Господь дал им ребенка. И будучи еще во чреве, он освящался через причащение его матери, а потом был крещен и не в пять-семь лет, а во время, когда младенцу и нужно быть омытым в купели крещения. Как много даров благодати получает такой ребенок! Однако это не значит, что другой, рожденный в нецерковном браке, является каким-то проклятым, отверженным. Он просто обделенный, бедный, у него нет всей этой полноты даров Божиих, данных рожденному в православной семье. Конечно же, это не значит, что потом такой человек не может вырасти добрым, хорошим, благочестивым, обрести веру, сам создать нормальную семью, найти путь к спасению. Безусловно, может. Но лучше не лишать ребенка того, что ему в Церкви даром дается по милости Божией, лучше не отказываться от даров Господних, помня при этом, что они нам даны не для нашего увеселения и развлечения, а как то, что необходимо, как то, что нам бесконечно полезно и необходимо. Лучше иметь, чем не иметь, вот и все.

4. Можно ли воспитать ребенка православным, если один из родителей неверующий?

Трудно, конечно, но при сохранении терпения верующим отцом (верующей матерью), при молитвенном устроении своей жизни и неосуждении второго супруга - можно.

5. Что делать, если один из супругов категорически против воцерковления ребенка, считая, что это насилие над его душой и что, когда он вырастет, то сам сделает свой выбор?

Во-первых, ему или ей нужно показать логический абсурд этого утверждения, заключающийся хотя бы в том, что за такого рода доводом стоит непризнание за ребенком полноценности человеческой личности, ибо его неучастие в церковной жизни - это тоже выбор, который сейчас делают за него родители, в данном случае либо отец, либо мать, считая, что если он сам с возрастом уверует, то станет христианином и начнет церковную жизнь, а пока за него решают взрослые и от нее отстраняют, так как по своим юным летам он не может на этот счет иметь никакой вразумительной точки зрения. Данная позиция сходна с позицией иных деятелей общественной жизни, которые утверждают, что поскольку дети не могут правильно сформировать своих воззрений по отношению к религии, то лучше никаких знаний о религии им в школе и не давать. Логическая и жизненная неосновательность такой позиции также очевидна.

Как в таких обстоятельствах вести себя верующему родителю? Несмотря ни на что, искать пути приобщения сына или дочери к церковной жизни - через рассказы о евангельских повествованиях в соответствии с возрастом ребенка, через рассказы о святых, о том, что такое Церковь. Нет возможности часто бывать в храме, бывайте тогда, когда это получается. Но ведь и в этом случае мудрая мать или мудрый отец сможет сделать так, что редкий поход в храм, пусть несколько раз в год, может оказаться для ребенка настоящим праздником. И быть может, это ощущение встречи с Богом как чего-то совершенно необыкновенного запомнится ему потом на всю жизнь и никуда от него не уйдет. Поэтому не нужно бояться этой ситуации, но нельзя и сдаваться и слепо все принимать. И как себя вести, когда подрастающий сын будет спрашивать мать, возвращающуюся из церкви: мама, где ты была? А она будет говорить, что была на рынке? Или когда дочка спросит: мама, а почему ты не ешь котлеты и не пьешь молока, и она ответит, что сидит на диете, вместо того, чтобы сказать, что сейчас Великий пост? Какая же мера лукавства и фальши войдет в жизнь семьи через эту мнимую толерантность и мнимое предоставление ребенку свободы! А сколько на самом деле будет у него отниматься, даже искренность в отношениях к нему родителей. Да, нельзя заставлять одного из супругов говорить с ребенком о вере, но нельзя и другого - не говорить о ней.

6. Как помочь ребенку воцерковиться, если ты сам пришел в Церковь поздно?

Помочь тем, чтобы самому идти по пути спасения. Слова преподобного Серафима Саровского, что вокруг спасающегося спасаются и сотни других, бесконечно верны для всех жизненных ситуаций, в том числе и семейной. Рядом с настоящим праведником человек скорее зажжется верой и узнает, что такое свет радости христианства, чем с едва тлеющим огарком.

7. Каким образом можно помочь детям ощутить реальность Бога, как говорить с ними о Боге?

Линия нашего поведения в этих вопросах должна быть в целом такой же, как и все наше поведение в плане воспитания детей. Не нужно ставить особую воспитательную задачу, не нужно писать особые методические указания для супруга или супруги и непременно прочитать много специальных книг. Опыт Богообщения в определенном смысле приобретается только человеком самим, в том числе и ребенком, никто вместо него не помолится, никто вместо него не сможет услышать слова Евангелия так, как их услышали за две тысячи лет уже миллионы православных христиан.

Но с другой стороны, можно помочь маленькому человеку подвести его к Богу близко-близко. Для этого надо просто жить рядом православным христианином, не фальшивя и не забывая о том, что наши дети через нас могут соблазниться или же, напротив, потянуться к тому, что мы считаем главным в жизни. А все остальное - частности. И можно, конечно, из жизнеописаний святых или из воспоминаний просто достойных людей привести многочисленные эпизоды, как кто-то, когда-то в детском возрасте с помощью старших ощутил реальность Бога. И этот частный, к конкретному человеку относящийся опыт, безусловно, очень ценен. Но главное в воспитании детей в Боге - самим жить по-христиански.

8. Знание Бога и знание о Боге - разные вещи. Вопросы и сомнения посещают человека с раннего возраста. Как родителям отвечать на них своим детям? И в этом смысле в их религиозное воспитание должно входить такое понятие, как домашняя катехизация?

Безусловно, в нормальную благочестивую жизнь православной семьи входит чтение Евангелия. Если родители постоянно читают его сами и для себя, то столь же естественно будет сначала пересказывать, а потом читать Священное Писание своим детям. Если Жития святых для нас не исторический источник, как, к примеру, для В.И. Ключевского, а, действительно, самое востребованное душой чтение, то мы без труда найдем, что прочитать ребенку, сообразно с его нынешним возрастным статусом и готовностью адекватно воспринять. Если сами взрослые стремятся сознательно участвовать в богослужении, то они и своим детям будут рассказывать о том, что происходит на Литургии. И начав изъяснять слова молитвы Господней «Отче наш», попытаются дойти и до Символа веры, объясняя, почему они верят, во что верят, что такое Бог, в Троице славимый, как это могут быть Три Ипостаси Единого Бога, за что пострадал Господь Иисус Христос. И год за годом, разговор за разговором, богослужение за богослужением будет возрастать уровень сложности, уровень приближения к тому, что мы называем верой Церкви. Если таким образом подойти к домашней катехизации, то обретение собственной веры будет для ребенка естественным процессом, реальной жизнью, а не умозрительной школой, которую надо непременно одолеть за пять, семь или десять лет.

9. Когда у наших детей возникают вопросы и сомнения, связанные с верой, как на них отвечать?

Маленький ребенок, как правило, мало подвержен сомнениям. Обычно они начинаются на первых этапах взросления, когда он входит в общение с другими детьми, неверующими или невоцерковленными, и те говорят ему какие-то клишированные, от взрослых услышанные фразы по поводу веры в Бога или Церкви. Но здесь надо с полной степенью убежденности, взрослой уверенности, без снисходительной улыбки и юмора найти такие слова, чтобы показать всю немощь этих обывательских софизмов, с помощью которых многие оправдывают свое агностическое мировоззрение. И уберечь своего ребенка от такого рода искусительных сомнений может всякий человек, и необязательно глубоко начитанный творений Святых отцов, а просто сознательно верующий.

10. Что делать, если ребенок не хочет носить крестик, срывает его с себя?

Это зависит от возраста. Во-первых, не надо надевать крест слишком рано. Разумнее будет регулярно давать ребенку носить его тогда, когда он уже понимает, что это такое. А до того лучше, чтобы крестик или висел над кроваткой, или лежал в красном углу рядом с иконами, на самого же младенца надевался тогда, когда его несут в храм причащаться Святых Христовых Таин или по другим каким-то урочным случаям. И только когда ребенок начнет понимать, что крест не игрушка, которую следует на прочность проверить, и не соска, которую нужно в рот засунуть, то тогда уже и переходить к его регулярному ношению. И само по себе это может стать одной из важных вех во взрослении, воцерковлении ребенка, тем более если мудрые родители соответствующим образом себя при этом поведут. Допустим, сказав, что лишь по достижении той или иной меры взрослости и ответственности разрешается носить крестик. Тогда день, когда ребенок наденет на себя крест, будет действительно значимым.

Если же речь идет о ребенке, растущем в нецерковной семье, у которого, скажем, крестные верующие, то хорошо, если он не отказывается носить на себе крест, что уже само по себе говорит о душе ребенка, о его хоть какой-то мере расположенности к Церкви. Если же для того, чтобы он надевал крестик, нужно употреблять насилие, духовное или даже физическое, то, конечно, от этого следует отказаться до той поры, пока он не согласится на это сам, своим свободным произволением.

11. А с какого возраста, если все нормально, ребенок может сам надеть крест?

В большинстве случаев в три-четыре года. Для каких-то более сознательных младенцев, быть может, еще и раньше, но, думаю, что начиная с трех-четырех лет наступает пора, когда родителям необходимо на этот счет обеспокоиться, затягивать дальше не стоит.

12. Обязательно ли водить ребенка в воскресную школу?

Желательно, но не обязательно, потому что воскресная школа воскресной школе рознь, и может оказаться так, что в храмах, куда вы ходите на службу, нет хорошего педагога или внимательного воспитателя. Совершенно необязательно, что священник окажется с педагогическими навыками и знанием разных возрастных методик, он может и вовсе не уметь разговаривать с детьми пяти-шести лет, а только со взрослыми. Сам по себе священный сан не является гарантией каких-то особенных педагогических успехов. Поэтому даже с этой точки зрения совершенно необязательно отдавать ребенка в воскресную школу. В семье, тем более, если она большая, азам катехизации можно учить ребенка проще и лучше, чем во время групповых занятий в воскресной школе, куда приходят разные дети с разными навыками и уровнями благочестия, что далеко не всегда могут родители контролировать. Но для семьи малодетной, где один или два ребенка, их общение с верующими сверстниками очень важно. Ведь неизбежно, что чем старше они будут становиться, тем осознаннее будут понимать, что как христиане они в меньшинстве и в каком-то смысле «белые вороны», а когда-то дойдут и до евангельского понимания грани между миром и теми, которые Христовы, и до того, что это нужно принять, и принять с благодарностью. Поэтому для ребенка так важна позитивная социализация, необходимо ощущение, что он не один, что и Вася, и Маша, и Петя, и Коля, и Тамара вместе с ним от одной Чаши причащаются и что они не все только о покемонах говорят, и не только то, что происходит в детском саду или в школе, является возможным уровнем общения, и что едкая шутка, издевательство, право сильного - это не единственный закон жизни. Такой позитивный опыт в детстве очень важен, и мы должны по возможности не ограничивать жизнь наших детей только своей семьей. А хорошая воскресная школа может оказаться в этом изрядным подспорьем.

13. Некоторые родители смешивают понятия «воспитания» и «образования», так что часто второе подменяется первым и даже становится главным. С христианской точки зрения, о чем более всего должны печься родители?

Понятно, что прежде всего - воспитание. А образование, если оно приложится, то слава Богу, а если нет - ничего страшного. Культ получения диплома о высшем образовании, собственно, даже не образовании, а социальной статусности, которая из него вытекает, напрямую связан с духом века сего. При некотором иерархическом построении общества возможность вскарабкаться на более высокие ступеньки (чаще всего умозрительно, иллюзорно) ассоциируется исключительно с получением диплома об окончании престижного учебного заведения. Если бы родители стремились давать своим детям достойное образование ради него самого, то это было бы не так уж и плохо. Но по большей части образование получают лишь для того, чтобы иметь диплом. В одних случаях, чтобы избежать армии, отсюда в последние годы возникло такое огромное количество желающих попасть в аспирантуру. В других случаях, чтобы перебраться из маленького населенного пункта в более крупный, желательно в город столичного или областного значения. А иногда просто потому, что человеку, родители которого в свое время окончили институты, как бы тоже неловко остаться без высшего образования. Я знаю много людей, которым оно потом в жизни абсолютно не пригодилось, и они проявляли к этому полное безразличие. Поэтому могу сказать только одно: хорошо бы родителям-христианам, чтобы над ними это клише не довлело и чтобы они не ставили перед собой цели дать дочери или сыну образование только потому, что иначе возникнут какие-то жизненные неудобства или раз так принято, значит, и нам надо.

14. А религиозное образование детей в чем должно заключаться?

Прежде всего, в примере родительской жизни. Если нет этого примера, а есть все остальное - детская Библия, попытка привить навык утренних и вечерних молитв, регулярное посещение богослужения, воскресная школа или даже православная гимназия, но нет христианской жизни родителей, того, что раньше называлось «тихой благочестивой жизнью», то ничто детей верующими и церковными не сделает. И это главное, что православные родители не должны забывать. Так же, как и те нецерковные люди, у которых даже и сейчас, когда прошло уже лет пятнадцать с 1988 года, сохраняется эта инерция: «Я своего ребенка отдам в какое-нибудь церковное место (допустим, в воскресную школу), его там дурному не научат». Но и хорошему трудно будет научить, если ему там говорят: молись и постись, а дома родители в Великую Пятницу едят отбивную и смотрят чемпионат мира по футболу. Или утром будят свое чадо: иди на литургию, в школу воскресную опоздаешь, а сами останутся досыпать после его ухода. Так не воспитаешь.

С другой стороны, что тоже не нужно забывать, дети не воспитываются сами по себе. И наличие примера христианской жизни родителей не отрицает, а напротив, подразумевает их усилия, скажем, организационно-воспитательные, по привитию детям начальных навыков веры и благочестия, которые естественным образом определяются общим укладом жизни семьи. Сегодня немногие из молодых родителей знают, что такое церковное детство, которого они сами были лишены. А оно складывается из таких вещей, как зажженная вечером перед сном лампадка (и не просто раз, два в году, а мама с дочкой привыкли это делать, и дочка потом, и годы спустя будет помнить, в каком возрасте ей первый раз разрешили лампадку зажечь), как праздничная пасхальная трапеза с освященными куличами, как уставная трапеза в постные дни, когда дети знают, что семья постится, но это для всех не какой-то тяжкий труд, а просто по-другому не бывает - это жизнь. И если требование поста, разумеется, в сообразной по возрасту ребенка мере, не ставится перед ним как некая воспитательная задача, а просто потому, что все так в семье живут, то, безусловно, это будет душе на пользу.

15. Что значит христианское воспитание?

Христианское воспитание детей - это прежде всего попечение о них, готовящее их к вечности. И это его главное отличие от позитивного правильного секулярного воспитания (в данном случае говорить о дурном воспитании или об отсутствии оного смысла не имеет). Хорошее с нравственными идеями секулярное воспитание готовит детей к должному бытию в этом мире, к их должным отношениям с родителями, с окружающими, с государством, с обществом, но не к вечности. А для христианина главное - прожить земную жизнь так, чтобы не лишиться блаженной вечности, чтобы там быть с Богом и с теми, кто в Боге. Отсюда возникают различные посылы и целевые установки. Отсюда возникает различность оценок и желательность тех или иных социальных статусов и материальных приобретений. Ведь то, что хорошо для христианина, всегда для мира было и будет юродством и безумием. Так что в иных случаях родители-христиане стараются уберечь своих детей от излишней образованности, если она связана с непременным вращением в греховной среде, от слишком высокого социального статуса, если он связан с компромиссами для совести. И от многого другого, что для светского общества непонятно и неприемлемо. И вот это взирание на Небо, это памятование о бесконечности Небесного - главный посыл христианского воспитания и главная его особенность.

16. С какого возраста родителям надо начинать религиозное воспитание ребенка?

С рождения. Потому что на восьмой день ребенку нарекается имя. В районе сорокового дня он чаще всего принимает Таинство Крещения, после чего, соответственно, начинает причащаться, получает доступ к другим церковным Таинствам. Так что жизнь ребенка в Церкви начинается с первых дней его бытия. Кстати, в этом смысле православные отличаются не только от большинства протестантов, которые детей не крестят, но и от католиков, которые, хотя и крестят, но миропомазание или, как у них называется, конфирмацию, первое причастие человек получает только уже в сознательном возрасте, тем самым как бы рационализируется взгляд на человеческую личность, которой лишь с интеллектуальным осознанием становятся доступны благодатные дары Причащения и дары Святого Духа. Православная Церковь знает, что непонятное разуму, сокрытое пока от младенчествующего умом ребенка открывается ему иначе - открывается в душе и, быть может, даже более, чем для взрослых.

Соответственно и домашнее воспитание ребенка в вере также начинается с самого начала его жизни. Однако мы не найдем никаких педагогических трактатов у святых отцов. В православном богословии не было такой специальной дисциплины, как семейная педагогика. Мы не найдем в церковной истории и специально собранных воедино, типа того, как это сделано в «Добротолюбии», неких педагогических советов для верующих родителей. Педагогика никогда не была зафиксированной доктриной в Церкви. Видимо, убежденность в том, что христианская жизнь родителей естественным образом воспитывает детей в духе церковности и благочестия, была свойством церковного сознания на протяжении двух тысяч лет. И из этого-то сегодня мы тоже и должны исходить. Христианская жизнь матери, отца - нелицемерная, настоящая, в которой есть молитва, пост, стремление к воздержанию, к духовному чтению, к нищелюбию и милосердию, - вот что воспитывает ребенка, а не прочитанные книги Песталоцци или даже Ушинского.

17. Как научить маленького ребенка молиться и какие молитвы он должен знать наизусть?

Вообще нет какого-то особого молитвенного правила специально для детей. Есть наши обычные утренние и вечерние молитвы. Но конечно, для маленьких детей это не означает вычитывание текстов, которые они на 99 процентов понять не могут. Для начала это может быть молитва своими словами - о маме, о папе, о других близких, об усопших. И молитва эта, как первый опыт разговора с Богом, должна быть словами совсем простыми: «Господи, маму, папу, дедушку, бабушку, сестричку мою спаси и сохрани. И мне помоги не ссориться, капризы мои прости. Больной бабушке помоги. Ангел-хранитель, защити меня твоими молитвами. Святой, имя которого я ношу, будь со мной рядом, дай мне от тебя научиться доброму». Такую молитву ребенок сам может сказать, но чтобы она вошла в его жизнь, нужно усердие родителей, которые во всяком своем настроении и расположении духа найдут на это силы и желание.

Как только ребенок сможет сознательно за мамой повторить: «Господи, помилуй!», как только сможет сказать сам: «Слава Тебе, Боже», так надо начинать учить его молиться. Просить и благодарить Господа Бога можно научиться очень рано. И, слава Богу, если это будут одни из первых фраз, которые маленький ребенок произнесет! Слово «Господи», сказанное перед иконой вместе с мамой, которая слагает младенцу пальцы пока еще просто для физического запоминания православного перстосложения, уже отзовется в его душе благоговением. И, конечно же, смысл, который вкладывает человечек в эти слова в полтора, два, три года иной, чем у восьмидесятилетнего старца, но не факт, что молитва старца будет до Господа доходчивее. Так что тут не нужно впадать в интеллектуализм: мол, мы сначала объясним ребенку подвиг искупления, совершенный Христом Спасителем, потом - почему он нуждается в помиловании, потом то, что просить у Господа нужно только вечного, а не временного, и только когда он все это поймет, можно будет учить его говорить: «Господи, помилуй!» А что такое «Господи, помилуй», понимать нужно будет всю жизнь.

По мере взросления, психического и физического, а у всех детей оно по-разному происходит, необходимо постепенно запас выученных молитв потихонечку увеличивать. Молитву Господню «Отче наш» ребенок, если ходит на богослужение, слышит, как ее в храме поют и как дома читают всякий раз перед трапезой, запомнит очень скоро. Но родителям важно даже не столько научить ребенка запомнить эту молитву, сколько пояснить так, чтобы ему было понятно, о чем в ней говорится. Другие начальные молитвы, к примеру «Богородице Дево, радуйся!», тоже вовсе несложно понять и выучить наизусть. Или молитву Ангелу-хранителю, или своему святому, иконка которого в доме есть. Если маленькая Танечка с раннего детства научилась говорить: «Святая мученица Татиана, моли Бога о нас!», то это у нее на сердце останется на всю жизнь.

Лет с четырех-пяти можно уже и более длинные молитовки начинать с родителями разбирать и запоминать. А переход от начальных молитв к полному или сокращенному утреннему и вечернему правилу, на мой взгляд, лучше вообще осуществить попозже, когда ребенок сам захочет молиться, как взрослый. И лучше подольше удерживать его на каком-то наборе более простых, детских молитв. Иной раз даже сказать о том, что пока ему еще рано вычитывать такие молитвы, какие утром и вечером читают папа с мамой, ведь он же не понимает всего, о чем в них говорится. Желание дорасти до взрослых молитв нужно в детской душе заронить, тогда позднее полное молитвенное правило не будет для ребенка какой-то тяготой и обязаловкой, которую нужно каждодневно выполнять…

Мне рассказывали люди из старых церковных московских семей, как в детстве, в тяжелые сталинские или хрущевские годы, мамы или бабушки учили их читать «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». Эти молитвы читались почти до самого взросления, затем добавлялся «Символ веры», еще несколько молитв, но я ни от кого не слышал, чтобы в детстве его заставляли читать полные утренние и вечерние правила. Дети начинали их читать, когда сами осознавали, что краткой молитвы недостаточно, когда им уже по собственному желанию хотелось читать церковные книги. И что может быть более важного в жизни человека - молиться потому, что душа просит, а не потому, что так заведено. Сейчас же в очень многих семьях родители стараются своих детей заставить молиться как можно раньше и как можно больше. И, к сожалению, бывает, что у ребенка отвращение к молитве возникает в удивительно быстрые сроки. Мне пришлось в одной книге читать слова современного старца, который писал уже достаточно большому ребенку: не нужно тебе столько молитв читать, читай только «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся», а больше тебе ничего не нужно. Все святое, великое, церковное ребенок должен получать в таком объеме, в котором он способен это усвоить и переварить.

Маленькому ребенку целиком утреннее и вечернее правило для взрослых даже прослушать до конца со вниманием очень трудно. Это только особенные дети, избранники Божии, с раннего возраста могут долго и сознательно молиться. Разумнее было бы, подумав, помолившись, посоветовавшись с кем-то, кто опытнее, создать для своего ребенка некоторое краткое, удобопонятное молитвенное правило, состоящее из несложных по тексту молитв. Пусть это будет его начальным молитвенным правилом, а потом в него потихонечку, по мере взросления ребенка, добавлять молитву за молитвой. И наступит день, когда он сам захочет перейти от детской усеченной формы к настоящей молитве. Детям всегда хочется подражать взрослым. Но тогда это будет устойчивая и искренняя молитва. Иначе ребенок будет бояться родителей и только делать вид, что он молится.

18. А каким образом приучать детей молиться каждый день?

Прежде всего нужно самим показывать детям пример каждодневной молитвы, а не заставлять их молиться. В старые времена главным считалось приучить детей молиться с самого младенчества и каждый день - утром и вечером. И это научение молитве передавалось от поколения к поколению. К сожалению, церковная традиция у нас была прервана. И сегодня многие приходят к вере уже во взрослом возрасте и учатся молиться сразу полным правилом. И чаще всего, не зная, как в этом смысле им со своими детьми себя вести, полагают, что их родившиеся в церковном браке младенчики должны поскорее в такую же, как и они сами, духовную меру войти. А ведь это мера взрослого человека.

Хорошо, что сейчас появляются молитвословы для самых маленьких. И не надо спешить, пусть подольше с вашим ребенком будет этот молитвослов, а не другая толстая книжка, из которой он пока ничего усвоить не может.

19. Когда переводить ребенка от совместной общей молитвы к самостоятельной?

Думаю, что с того момента, как в отношении своего молитвенного правила ребенок сам начнет советоваться с духовником, с того момента разумно было бы утренние и вечерние молитвы читать ему одному, поначалу хотя бы иногда. То есть перейти к такой же форме общей молитвы, какую разумно иметь и взрослым членам семьи, время от времени сохраняя молитвенное общение друг с другом - будь то совместное чтение правила ко Святому Причащению, или же каких-то урочных молитвословий, или акафистов за здравие кого-то из близких. Но прочую молитвенную жизнь доверить самому ребенку и его духовнику, с которым, если мы видим какое-то явное неблагополучие в плане молитвенной самостоятельности, можно посоветоваться.

О том, как много может дать ребенку совместное чтение Священного Писания, дивно написано в «Русском иноке» Достоевского в «Братьях Карамазовых». И если воспринимать его не как обязательный к усвоению набор текстов, а как Слово Божие, которое душу переворачивает, то и с детьми это будет происходить. Мало кто не умилится, читая про Иова, а дети пяти-шести лет плачут, узнавая про жертву Авраамову. Что касается Евангелия, то для тех, кто помладше, надо читать из него повествовательные части. А еще лучше пересказывать своими словами вместо того, чтобы читать все эти адаптированные варианты так называемых «детских Библий». Мать или отец лучше должны знать, как пересказать евангельскую историю своему ребенку в три года и как - в пять. А авторы книжки, даже самой хорошей, за них это не решат.

21. Каким образом дети должны начинать поститься?

Конечно же, детям поститься нужно. И пост не начинается с достижения совершеннолетия, не важно, английского восемнадцатилетия или российского с получением паспорта в четырнадцать лет. Сам по себе принцип воспитания души и тела в умеренности и в самоограничении закладывается в детстве, и тот, кто привыкнет к нему сызмала, тот со значительно меньшим трудом, а то и с радостью понесет его и будучи взрослым. Что значит - семья постится? Это значит, что и взрослые, и старшие дети постятся, и это естественно входит в уклад жизни и маленького человека. Он видит, к примеру, что в пост дома выключен телевизор, что прекратились походы в гости и активные формы проведения досуга, и это становится опытом жизни, который потом будет легко продолжить. Крайне важно, чтобы детский пост не сводился к одной телесной его составляющей, то есть к ограничению в отношении еды, но подразумевал и пост духовный. И в наше время более всего может дать ощущение поста отказ от телевидения или резкое снижение времени просмотра телепередач. В Великий пост лучше было бы полное выключение телевидения из жизни. И для всей семьи хорошо, а для детей в особенности. Если же это по каким-то причинам невозможно, то необходимо хотя бы ограничить эти просмотры.

Пусть это будут или познавательные фильмы, или православные, которые можно смотреть по видео, но не художественные, тем более не концерты и не музыкальные клипы. Для тех, кто постарше, могут быть и другие формы духовного поста - ограничения в слушании современной музыки, если она так уж нравится, даже ограничения в телефонном общении, которое часто есть прямой грех многоглаголания и празднословия. К примеру, можно решить, что будешь только отвечать на телефонные звонки, а не делать их самому без нужды, кроме тех, которые необходимы по делу. Или положить себе предел во времени телефонных разговоров.

Что касается поста в отношении еды, то когда маленький ребенок видит, что его родители, старшие братья и сестры перестали есть мясо, сладости, пить вино, то это тоже не проходит бесследно. Если вся семья постится, то и ребенок постится - нелепо было бы для него готовить какие-то разносолы - и именно так навык собственного поста и вырабатывается. Хотя для ребенка это еще даже не пост, а просто бытовой благочестивый уклад жизни семьи, он еще не предполагает свободы выбора со стороны ребенка. Важно и ценно то, когда он сам захочет соблюдать пост ради Христа. Когда с помощью папы и мамы, с помощью священника накануне постного дня он скажет: «Не буду есть конфет Великим постом. А когда во время Рождественского поста пойду в гости к бабушке и у нее будет работать телевизор, то я не попрошу, чтобы мне включили мультфильмы».

И это то, с чего начинается пост ребенка, когда он сам ради Христа от чего-то отказывается. Безусловно, разумнее будет сочетать такой отказ с тем, что предполагают церковные уставы. Редкий ребенок станет настаивать на колбасе и отбивных в постные дни, но без мороженого и конфет, без кока-колы и пепси-колы удержаться уже дело более серьезное. Это и есть детский пост, который начинается для каждого в разное время: и в три, и в четыре, и в пять лет. Знаю детей, которые уже в три года могли поститься достаточно сознательно, а уж в пять лет подавляющее большинство деток, растущих в церковных семьях, на пост способны. При наступлении возраста семи, восьми, девяти лет желательно максимально приблизить пост ребенка к тому, который соблюдается взрослыми. Может быть, только с большим снисхождением по отношению к молочной пище, при этом не имея в виду лакомства, а исключительно кисломолочные продукты: кефир, творог, молоко для приготовления каши. В особенности для тех, кто ходит в обычную школу и кому нужно питаться чем-то лучшим, чем картофельные чипсы или булочки, которые по видимости будут постными, но могут изрядно повредить здоровью. Детям, которые вынуждены питаться в школьных столовых, обычно советуют воздерживаться от мяса. Скажем, есть в супе курица - суп уж ешь, а курицу оставь. Дают гречку с котлетой - котлету оставь, а гречку съешь, даже если она каким-то там соусом котлетным пропиталась, не слишком в нем много соблазна. Но приложи к этому отказ от пустого - жвачек, конфет и других лакомств.

22. Значит, когда маленький ребенок, родители которого считают, что ему еще рано поститься, сам на Страстной неделе отказывается от шоколада, то это можно считать его постом?

Да, это уже его пост, угодный Господу. Потому что маленький человек ради Христа отказывается от чего-то сильно любимого, от собственного желания, и этот личный отказ его душе больше даст, чем родительский запрет. Если же вся семья постится, то и ребенок постится - нелепо было бы для него готовить какие-то разносолы - именно так навык поста и вырабатывается. Но это просто бытовой, благочестивый уклад жизни, который должен быть, однако он еще свободы выбора со стороны ребенка не предполагает. Важно и ценно то, когда он сам захочет соблюдать пост ради Христа.

23. Надо ли поститься в среду и пятницу ребенку, который ходит в детский сад?

В детском саду в среду и пятницу ребенок может вполне отказаться от мясных блюд, а съесть только гарнир. Ничего страшного с ним не случится. Вечером покормите его рыбой с салатом. Пускай ограничит себя в сладком. Для человека пятилетнего возраста это уже будет значимо не менее, чем пост для взрослого.

24. Что делать, если один из родителей против того, чтобы ребенок постился?

Привлечь ребенка на свою сторону. Он - ваш союзник, с которым вы должны быть вместе. Нельзя всякий раз идти на поводу у того, кто хочет жить менее благочестиво.

25. Если ребенок в семье много времени проводит с дедушкой и бабушкой, а они против поста?

Все-таки довольно многое зависит от принципиальности, которую мы проявим. Чаще всего дедушки и бабушки стремятся к общению с внуками и внучками. Но им хочется и воспитывать их по-своему, и кормить их по-своему, однако если перед ними поставить вопрос о возможности общения при соблюдении некоторых правил, определенных родителями, и только при таких условиях давать внуков, то 99 процентов дедушек и бабушек пойдут на соблюдение выдвинутых им ультиматумов. Конечно, при этом они будут скорбеть, упрекать, называть вас самодурами, безумцами и мракобесами, которые калечат своих детей, но в этом случае лучше проявить настойчивость.

26. Когда начинать приводить маленьких детей на литургию?

Маленьких детишек лучше приводить не на целую службу, потому что выдержать два с половиной часа богослужения им не под силу. Самое лучшее - привести ребенка за некоторое время до Причастия, чтобы пребывание в Церкви было для него светлым, радостным и желанным, а не тяжелым и мучительным, ради которого нужно не есть и долго томиться, ожидая непонятно чего. Думается, разумно было бы ездить в храм в один воскресный день всей семьей, а в следующий пусть кто-нибудь из родителей постоит на полной службе, а другой останется с детьми или приведет их к концу богослужения. Пока дети маленькие и у матери ночные кормления, постоянные домашние хлопоты, так что бывает, дома некогда помолиться, надо ей дать возможность хотя бы раз-два в месяц прийти на Божественную литургию одной, без детей, а муж пусть побудет с ними дома, даже и в воскресенье - Господь примет это как жертву, угодную Ему.

Вообще родителям с маленькими детьми лучше приходить на службу, отдавая себе отчет в том, что в такой день они сами не будут иметь возможность причаститься. И те, кто любит службу, те, безусловно, собою пожертвуют. Но, во-первых, не обязательно водить детей каждое воскресенье, а во-вторых, можно водить их по очереди: когда-то мама, когда-то папа, когда-то, даст Бог, бабушка или дедушка или крестные родители. В-третьих, с маленьким ребенком стоит приходить к такой части богослужения, которую он способен вместить. Пусть сначала это будет десять-пятнадцать минут, потом Евхаристический канон; через какое-то время, когда детки станут постарше (я специально не называю возраста, так как здесь все очень индивидуально), богослужение начиная с чтения Евангелия и до конца, а с какого-то момента, тогда, когда они будут готовы хотя бы некоторым усилием выстаивать литургию сознательно, и вся она целиком. И только потом - всенощная целиком, а сначала тоже только главнейшие ее моменты - то, что вокруг полиелея, и то, что для детей наиболее понятно, - славословие, помазание.

С одной стороны, дети с самого раннего возраста должны привыкать к церкви, с другой - они должны привыкать к церкви именно как к дому Божию, а не как к игровой площадке для собственного времяпрепровождения. Но в одних приходах им просто этого не дадут, быстренько окоротив и поставив на место не только самих детей, а и мамашу, и папашу. В других приходах, где к этому относятся помягче, такое детское общение может расцвести пышным цветом. Однако в таком случае родители не всегда должны спешить радоваться, что их Маня или Вася в воскресенье так торопятся в церковь, ведь они могут торопиться не к Богу на литургию, а к Дусе, которой нужно передать наклейку, или к Пете, с которым ожидается важное дело: Вася несет танк, а Петя пушку, и у них предстоит репетиция Сталинградской битвы. Если внимательнее присматриваться к нашим детям, то мы увидим, что на службе с ними много чего интересного может происходить.

За маленькими детьми в церкви обязательно нужно следить. Часто бывает, что мамы и бабушки приходят с ними на службу и отпускают их на волю, видимо, считая, что детьми должен заниматься кто-то другой. И они бегают по храму, вокруг церкви, безобразничают, дерутся, а мамы и бабушки молятся. В результате получается самое настоящее атеистическое воспитание. Такие дети могут вырасти не только атеистами, но даже и богоборцами-революционе-рами, так как у них убито чувство благоговения перед святыней. Поэтому каждый поход с ребенком в церковь - это крест для родителей и своего рода маленький подвиг. И к этому так и нужно относиться. Вы сейчас идете на службу не просто Богу помолиться, а будете заниматься тяжелым трудом серьезного воцерковления своего ребенка. Будете помогать ему правильно вести себя в церкви, учить его молиться, а не отвлекаться. Если вы видите, что он устал, выйдите вместе с ним, чтобы подышать воздухом, только при этом не надо есть мороженое и считать ворон. Если ребенку трудно стоять в духоте и ему ничего не видно за спинами других людей, отойдите с ним в сторону, но обязательно будьте все время рядом с ним, чтобы он не чувствовал себя брошенным в церкви.

27. Но что значит - родители должны следить за детьми непосредственно во время службы?

Немалая проблема встает перед православной семьей, когда дело доходит до приучения отрока, отроковицы к благочестивому и благоговейному поведению в храме. Ее лучше рассматривать применительно к нескольким возрастным этапам. Первое время - это время младенчества, когда от ребенка еще ничего не зависит, но уже немало зависит от родителей. И здесь нужно пройти средним - царским - путем. С одной стороны, очень важно ребенка с регулярностью приобщать Святых Христовых Таин. Именно с регулярностью, а не то, что на каждой службе. Ведь мы же верим, что дети своих личных грехов не имеют, а первородный грех омыт для них в купели Крещения. Значит, мера усвоения ими благодатных даров Евхаристии существенно выше, чем у большинства из взрослых, которые то недоисповедуются, то недоподготовятся, то рассеятся, а то и нагрешат сразу после Причастия, скажем, раздражением или неприятием тех, с кем только что вместе подходили к одной Чаше. Да мало ли еще чем. Так что вскорости можно почти все утратить. А как младенец может утратить то, что ему дается в принятии Святых Христовых Таин? Поэтому задача родителей не в том, чтобы обязательно каждое воскресенье приносить своего младенца на Причастие, а в том, чтобы организовать свой новый уклад жизни таким образом, чтобы папа и мама, в особенности мама, не разучились молиться на службе и вообще бывать на богослужении отдельно от ребенка (чаще всего ко второму, третьему своему чаду родители уже этому научаются). Не редкость, когда после рождения ребенка молодая мама, которая до того ходила в храм, любила молиться на службах, сама исповедовалась, причащалась, вдруг обнаруживает, что у нее нет такой возможности, что приезжать в церковь получается только с младенцем, что бывать приходится только на коротком отрезке богослужения, так как не следует отстаивать с новорожденным на руках целую литургию, ведь его естественное гуление, иногда и крики не могут не отвлекать, а иной раз и раздражать, подвергая испытанию терпение стоящих рядом прихожан. Первое время кормящая мать из-за всего этого скорбит, но потом начинает привыкать. И хотя формально повторяет сокрушительные слова о том, как давно она по-настоящему не стояла на службе, как давно не могла всерьез подготовиться к исповеди и к Причастию, однако на самом-то деле потихонечку-потихонечку ее начинает все больше и больше устраивать, что на службу можно приезжать не к началу и что если вдруг приехала раньше, то можно вместе с другими мамашами выйти в притвор и повести приятные разговоры о воспитании ребенка, а потом коротенько подойти с ним к Чаше, причастить и вернуться восвояси домой. И хотя всем понятно, что такая практика неполезна для души, тем не менее она, к сожалению, вырабатывается в очень многих семьях. Каким же тут нужно идти путем молодым родителям? Во-первых, разумной заменой друг друга, а во-вторых, если есть какая-то возможность, прибеганием к помощи бабушек-дедушек, крестных, друзей, няни, которую усердно работающий отец может обеспечить для семьи, чтобы то один, то другой родитель, а иногда и они вместе могли бы постоять на службе, не думая о собственном, здесь же присутствующем младенце. Это первоначальный этап, на котором от ребенка еще ничего не зависит.

Но вот он начинает вырастать, уже не сидит на руках, уже делает первые шаги, издает некоторые звуки, постепенно переходящие в слова, а затем и в членораздельную речь, он начинает жить отчасти самостоятельной, нами не определяемой во всех отношениях жизнью. Как в этот период родители должны вести себя с ним в церкви? Самое главное - понять - каковы должны быть частота и длительность его присутствия на богослужении, чтобы оно воспринималось ребенком с той мерой сознательности и ответственности, которые в этом возрасте ему доступны. Если он может с помощью побуждающих его к порядку папы и мамы побыть на литургии десять-пятнадцать минут, а дальше начинает либо играть с подсвечниками, либо бегать со сверстниками, либо просто ныть, то значит, десять-пятнадцать минут - это максимальный срок, который маленький ребенок должен присутствовать на богослужении, и не больше. Потому что иначе возникнут два варианта, и оба они нехороши. Или по мере возрастания, если вокруг много сверстников, ребенок начнет воспринимать церковь как своего рода воскресно-праздничный детский сад, или при строгих родителях, которые побуждают его к более упорядоченному поведению на службе, начнет внешне либо внутренне (последнее даже хуже) протестовать против того, что они с ним делают. И не дай нам Бог воспитать в наших детях такое отношение к церкви. Поэтому в любом случае, когда ребенок в возрасте от двух до пяти лет, хотя бы один из его родителей непременно во время службы должен быть рядом с ним. Нельзя для себя решить: наконец-то я вырвался (вырвалась), стою молюсь, вроде бы явного беспорядка не происходит, пусть уж тогда мой отпрыск как-нибудь сам в свободном плавании просуществует это время. Это наши дети, и мы за них отвечаем перед Богом, перед приходом, перед общиной, в которую их привели. И чтобы от них не было ни для кого никакого соблазна, отвлечения, беспорядка и шума, к ним надо быть предельно внимательными. Наш прямой долг любви по отношению к тем людям, вместе с которыми мы составляем тот или иной приход, помнить, что нельзя перелагать свои бремена на кого-то другого.

Дальше начинается переходный этап, когда ребенок делает большой скачок в сознательном восприятии действительности. У разных детей он может начинаться в разном возрасте, у кого-то в четыре-пять лет, у кого-то в шесть-семь - это зависит от духовного, и отчасти от психофизического развития ребенка. Поэтому на этом этапе очень важно, чтобы ребенок постепенно переходил от интуитивно-душевного восприятия богослужения к более осознанному. А для этого необходимо начинать учить его тому, что в церкви происходит, учить главнейшим частям богослужения, тому, что такое Причастие. И никогда, ни в каком возрасте нельзя детей обманывать, ни в коем случае нельзя говорить: «Батюшка даст тебе медок» или «Тебе с ложечки дадут вкусненького, сладкую водичку». Даже с сильно капризничающим ребенком нельзя себе такого позволять. А ведь не редкость, что буквально у Чаши своему шестилетнему чаду мама говорит: «Иди скорей, батюшка даст тебе в ложечке сладенького». А бывает и так: маленький, непривычный еще к церковной жизни человечек бьется, кричит: «Не хочу, не буду!», а папа и мама ведут его к Причастию, держа за руки и за ноги. Но, если он до такой степени не готов, не лучше ли собственным терпением и личной молитвой раз за разом приучать его к пребыванию в церкви, чтобы оно стало радостной встречей со Христом, а не воспоминанием о насилии, которое над ним было сотворено?

Пусть, не понимая сути, ребенок знает, что идет причащаться, что это потир, а не чашка, что это лжица, а не ложка и что Причастие - это что-то совершенно особенное, чего в остальной жизни не бывает. Никакая фальшь и никакое сюсюканье со стороны родителей никогда не должны иметь места. Тем более на грани школьного возраста ребенка, когда мера его осознания того, что происходит в церкви, становится значительно большей. И со своей стороны мы должны позаботиться о том, чтобы это время не упустить. Означает ли это, что дети в шесть-семь лет уже могут оставаться на службе без контроля со стороны близких? Как правило, нет. Поэтому в этот период начинаются иного рода искушения. Уже и хитрость появляется: то почаще выбежать из храма по вдруг образовавшейся той или другой нужде, то ускользнуть в такой уголок, где папа с мамой не увидят и где можно приятно провести время в разговорах с друзьями, пошептать что-то друг другу на ушко или рассмотреть принесенные игрушки. И, конечно же, не для того, чтобы наказать за это, а для того, чтобы помочь с этим искушением справиться, родители должны быть на службе рядом со своими детьми.

Следующий этап - это этап подросткового возраста, когда родителям нужно постепенно отпускать ребенка от себя. В христианском воспитании это вообще очень важный жизненный этап, потому что если до подросткового возраста вера наших детей была по преимуществу определена нашей верой, верой каких-то других авторитетных для них людей (священника, крестных, старших друзей, друзей семьи), то при переходе к отрочеству ребенок должен обрести свою собственную веру. Теперь уже он начинает верить не потому, что мама и папа верят, или батюшка так говорит, или еще что-то, но потому, что сам принимает то, что говорится в «Символе веры», и уже сам осознанно может сказать: «Я верую», а не только «Мы веруем» - как и каждый из нас говорит: «Верую», хотя на литургии мы поем слова этой молитвы все вместе.

И по отношению к поведению в храме родителей со своими уже подросшими детьми это общее правило свободы применимо. Как бы нам ни хотелось по душе, по сердцу обратного, нужно отказаться от тотального контроля за тем, что ребенок делает, как он молится, как крестится, не переминается ли с ноги на ногу, достаточно ли подробно исповедуется. Отказаться от вопросов: куда ты выходил, что ты делал, почему так долго отсутствовал? В этот переходный период максимум, что мы можем сделать, - это не помешать.

Ну а дальше, когда ребенок становится совсем взрослым, дай Бог, чтобы мы вместе могли стоять с ним в одном приходе на одном богослужении и вместе по своей свободной доброй воле подходить к Чаше. Но, впрочем, если случится такое, что мы станем ходить в один храм, а он - в другой, не надо этому огорчаться. Огорчаться нужно, только если наш ребенок вовсе не окажется в ограде церковной.

28. Можно ли как-то помочь детям, которые по возрасту уже начинают выстаивать всю службу и им сначала интересно, но потом довольно быстро становится скучно, они утомляются, так как мало что понимают?

Мне кажется, что это не то чтобы не существующая проблема, но проблема достаточно несложно решаемая при сколько-то ответственном отношении к ней родителей. И тут можно вспомнить одно из самых ярких произведений русской литературы - «Лето Господне» Ивана Шмелева, повествующее об ощущениях и переживаниях пяти-семилетнего ребенка в церкви. Ну, право же, не скучно было Сереже во время богослужения! А почему? Потому что сама жизнь естественным образом была с этим сопряжена и рядом жили люди, которым, во-первых, самим не тяжело было стоять на всенощной, а во-вторых, охотно и не в тягость рассказывать ему о том, что в церкви происходит, что это за служба, какой праздник. Но ведь никто этого у нас не отнял, и точно так же, преодолев собственную лень, усталость, желание препоручить крестным родителям, учителям в воскресной школе религиозное обучение своих детей, у нас всегда есть возможность рассказывать о том, что происходит в годовом круге богослужения, какого святого сегодня поминают, пересказать своими словами то место из Евангелия, которое будет читаться в воскресенье. И многое-многое другое. Семилетний ребенок (мы видим это на примере детей воскресной школы) за полгода без труда усваивает все чинопоследование литургии, прекрасно начинает понимать слова Херувимской песни: «Иже Херувимы тайно образующе...», знать, кто такие Херувимы, кто их тайно изображает, что такое Великий вход. Детям дается это нетрудно, они легко все запоминают, нужно просто им об этом говорить. Проблема непонимания богослужения возникает у формально воцерковленных, но религиозно безграмотных родителей, которые сами толком не понимают, что на литургии происходит, и отсюда не находят слов, как своему ребенку объяснить, что такое те же ектении, антифоны, и сами из-за этого скучают на богослужениях. Но скучающий сам не научит и своего ребенка с интересом стоять на воскресной литургии. Вот в чем суть этой проблемы, а вовсе не в трудности восприятия маленькими детьми слов церковной службы. Повторю: детям семи-восьми лет на службе хорошо, и они вполне способны воспринимать главное в литургии. Ну что может быть непонятного в заповедях блаженства, в словах Евхаристического канона, которые можно объяснить на протяжении двух-трех бесед, в словах молитвы Господней или Богородичной молитвы «Достойно есть», которые они и так должны выучить к этому возрасту? Все это только кажется сложным.

29. Как быть, когда праздничное богослужение приходится на будничные дни, а дети учатся в школе?

Часто детей не ведут утром в школу, чтобы они пошли на церковный праздник, так как нам хочется, чтобы они приобщились к благодати Божией. Но это тогда хорошо, когда это ими заслужено. Ведь иначе может получиться так, что чадо наше радуется не тому, что Благовещение или Рождество наступило, а тому, что он школу прогуливает и не надо уроки делать. А это профанирует значение праздника. Гораздо полезнее для детской души объяснить ребенку, что на праздник он не пойдет, потому что нужно учиться в школе. Пусть он лучше немножко поплачет о том, что не попал в храм, это будет полезнее для его духовного становления.

30. Насколько часто надо причащать маленьких детей?

Младенцев хорошо причащать часто, так как мы веруем, что принятие Святых Христовых Таин преподается нам во здравие души и тела. И младенец освящается как грехов неимущий, телесным своим естеством соединяясь с Господом в Таинстве Причащения. А вот когда дети начнут подрастать и когда они уже узнают, что это Кровь и Тело Христовы и что это Святыня, то очень важно не превратить Причастие в еженедельную процедуру, когда они перед Чашей резвятся и подходят к ней, не очень задумываясь о том, что они делают. И если вы видите, что ваш ребенок раскапризничался перед службой, довел вас, когда проповедь священника чуть затянулась, подрался с кем-то из сверстников, стоящих тут же на службе, не допускайте его к Чаше. Пусть он поймет, что не всякий раз и не во всяком состоянии можно подходить к Причастию. Он только благоговейнее будет к нему относиться. И лучше пускай он будет несколько реже, чем бы вам хотелось, причащаться, но понимать, ради чего приходит в церковь.

Очень важно, чтобы родители не начали относиться к причащению ребенка как к некоторому магизму, перекладывая на Бога то, что мы сами должны сделать. Однако Господь ведь от нас ждет того, что мы можем и должны сделать сами, в том числе и по отношению к нашим детям. И только там, где наших сил нет, там благодать Божия восполняет. Как говорится в другом церковном таинстве - «немощная врачует, оскудевающая восполняет». Но что ты можешь, делай сам.

31. Почему иногда младенцы кричат перед Причастием и нужно ли их в таком случае причащать?

Кричат по двум разным причинам. Чаще такое бывает с детьми, которых в церковь не водят. И вот наконец бабушка или дедушка, крестная или крестный, христианская совесть которых неспокойна, уговорят или даже уломают родителей трех-четырехлетнего ребенка разрешить им привести его в церковь. Но тут ничего ни о церкви, ни о христианстве, ни о Причастии не знающий маленький человечек начинает сопротивляться - иногда от того, что испугался, иногда от того, что уже имеет ряд греховных навыков и просто скандален или склонен к истерикам или вообще любит при большом стечении народа привлечь к себе внимание и начинает эту истерику устраивать. Нет, конечно, в таком виде к Чаше его тащить нельзя. И тут уж не знаешь, где долг, а где и вина крестных или православных дедушек и бабушек, которые его привели в церковь. Лучше им пробиваться к тому, чтобы какое-то знание о православной вере, какой-то опыт Церкви до такого ребенка доносить вопреки его нецерковным неверующим родителям. И в этом их христианский долг будет больше исполнен. Вторая ситуация, когда то же самое вдруг начинает происходить с детьми воцерковленными в возрасте двух-трех лет, иногда даже постарше. В данном случае это как искушение, бывающее в силу общей падшести нашего естества. И здесь нужно просто скрепиться, взять ручки, ножки вашего сына или дочери покрепче - и в одно воскресенье подвести его к Чаше, во второе, а на третье воскресенье все это отойдет. Похожее бывает и со взрослыми, когда у церковного человека, скажем, на протяжении двух воскресных литургий начнет в правом боку колоть или в сон его клонит. Или известное дело - кашель во время чтения Евангелия. Ну не выходить же ему в это время из храма и не спать же ему на службе, а перебороть себя, и к третьему воскресенью ничего не останется. Вот так же нужно поступать и приводя на Причастие своих детей.

32. Если родители сами не причащаются, но регулярно причащают своих маленьких детей, к каким результатам это приведет, когда они вырастут?

Рано или поздно это может обернуться очень серьезными жизненными коллизиями. В самом лучшем случае это приведет к тому, что ребенок, серьезно и ответственно воспринявший правду Евангелия, правду Церкви, окажется в конфликте с собственной семьей и уже в достаточно раннем возрасте начнет видеть диссонанс между тем, что он воспринимает в церкви как норму жизни, и тем, что видит дома. И он начнет внутренне дистанцироваться, отталкиваться от родителей, что для него станет большой духовной и душевной драмой. И почти наверняка такие на свой лад пытавшиеся привить навыки дозированного христианства своим детям родители в какой-то момент начнут вести разговоры типа: а что ты телевизор не смотришь, посмотри какая интересная передача. А потом начнутся и упреки - ну что ты как «синий чулок» одеваешься, да все к своим попам ходишь, не для того мы тебя учили. Ведь есть хорошее интеллигентное христианство, мы же тоже ходим на Пасху, куличи освящаем, на Рождество в церковь заходим, свечку в родительскую субботу ставим, на кладбище в этот день можем съездить, и иконки у нас в доме есть, и Библия еще с советских времен - из-за границы привезли, ну и ты давай так же. А ребенок-то уже знает, что это не христианство, а просто такая либеральная фронда, и даже скорее остатки ее. И в самом лучшем случае все это приведет к подобного рода конфликту внутри семьи.

33. Когда молодой муж по просьбе жены приносит ребенка причащаться, но делает это чисто формально и сам в церковь не ходит, надо ли продолжать его об этом просить?

Если муж соглашается принести младенца в храм и не противится его религиозному воспитанию - это уже радость, которой многие не имеют. Так что, прося о большем, надо не забывать благодарить за то, что есть сегодня. И при этом не завышать требований и не преувеличивать своей скорби.

34. Как маленьких детей готовить к Причастию?

Грудного младенца - никак. Это только такой избранник Божий, как преподобный Сергий Радонежский, который уже во чреве матери возвышал глас во время Херувимской песни, а будучи еще грудным, по средам и пятницам не вкушал материнского молока. Конечно, дай Бог каждому родителю хоть что-то подобное пережить, но не с каждым оно случается.

Что касается детей, выходящих из младенческого возраста, то так же, как мы потихонечку начинаем их учить молиться, так же нужно готовить их и к Причастию. Накануне вечером и утром перед Причастием нужно вместе с ребенком помолиться или своими словами или самой простой церковной молитвой, ну хотя бы «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя прими», пояснив ее смысл.

Что касается воздержания от еды и питья с двенадцати ночи, то к нему надо подходить разумно и тактично и сначала просто ограничивать количество съестного. И, конечно, нет необходимости двухлетнего ребенка удерживать от еды и питья перед Причастием, потому что он не может еще сознательно воспринять смысл этого Евхаристического поста. Однако не нужно и плотный завтрак устраивать. Лучше раньше приучать его к тому, что день Причастия - это день особенный. Сначала это будет легкий завтрак, когда ребенок подрастет, можно уже только чай выпить или воды, пока он не поймет, что и от этого нужно отказаться. Подведите его к этому постепенно. И здесь у каждого мера разная: кто-то готов к такому воздержанию в три года, кто-то в четыре, а кто-то в пять.

Некоторым детям просто физиологически невозможно до двенадцати часов дня, если мы причащаем их на поздней литургии, оставаться вовсе без кусочка хлеба или стакана чая. Но не отказывать же ребенку в принятии Святых Христовых Таин из-за того, что он до пяти лет не может стоять на службе, не попив утром воды! Пусть он лучше съест что-то совсем не услаждающее его гортань, кусочек хлеба пожует, сладеньким чаем или водичкой запьет и после этого идет причащаться. Двенадцатичасовое воздержание перед Причастием будет иметь смысл тогда, когда ребенок добровольно, сознательно и перебарывая самого себя сможет с этим справиться. Когда он ради того, чтобы причаститься, преодолеет свою привычку, слабость, свое желание поесть вкусного и когда он сам решит в этот день не завтракать, то это уже будет поступок православного христианина. Во сколько лет это произойдет? Дай Бог, чтоб пораньше.

То же самое можно сказать и применительно к дням говения. Не думаю, что при современной практике достаточно частого причащения нужно побуждать детей говеть на протяжении недели или даже нескольких дней. Но день накануне или хотя бы вечер должны быть выделены не только для отрока или отроковицы, но даже для ребенка пяти-семи лет. Понять, что в вечер перед причащением не нужно смотреть телевизор, предаваться слишком буйным развлечениям, объедаться мороженым или сладостями, очень важно. И это понимание тоже нужно воспитывать в своих детях, и не то чтобы заставлять их так поступать, но всякий раз ставить их перед этой альтернативой. И при этом не просто помогать им справляться с искушением, побуждая к правильным предпочтениям, но главное - воспитывать в них волю к самостоятельному шагу навстречу Богу. Мы не будем их всякий раз приводить в церковь, но мы должны помочь им научиться в нее ходить.

35. Перед первой исповедью ребенка что необходимо делать родителям?

Думается, что прежде нужно поговорить со священником, которому ребенок будет исповедоваться, предупредить его о том, что это будет первая исповедь, спросить у него советов, которые могут быть разными, в зависимости от практики тех или иных приходов. Но в любом случае важно, чтобы священник знал, что исповедь первая, и сказал, когда лучше прийти, чтобы не было слишком много народу и у него было бы достаточно времени, которое он мог бы уделить ребенку.

Кроме того, сейчас появились разные книги о детской исповеди. Из книги протоиерея Артемия Владимирова можно почерпнуть немало толковых советов о самой первой исповеди. Есть книги по подростковой психологии, например, священника Анатолия Гармаева о переходном возрасте. Но главное, чего нужно избегать родителям при подготовке ребенка к исповеди, в том числе и к первой, - это наговаривания ему списков тех грехов, которые, с их точки зрения, у него есть, или, вернее, автоматического перенесения каких-то его не самых лучших качеств в разряд грехов, в которых он должен покаяться священнику. Родители должны объяснить ребенку, что исповедь не имеет ничего общего с его отчетом перед ними или перед директором школы. Это то и только то, что мы сами осознаем как нехорошее и недоброе в нас, как плохое и грязное и чему мы очень не рады, о чем трудно сказать и о чем нужно сказать Богу. И конечно же, ни в коем случае нельзя спрашивать ребенка после исповеди о том, что он сказал батюшке и что тот ему сказал в ответ, и не забыл ли он сказать о таком-то грехе. В данном случае родители должны отойти в сторону и понимать, что Исповедь, даже семилетнего человека, - это Таинство. И любое вторжение туда, где есть только Бог, исповедующийся человек и принимающий исповедь священник, пагубно. Поэтому побуждать своих детей нужно скорее не к тому, как исповедаться, но к самой необходимости исповеди. Через собственный пример, через умение открыто повиниться в своих грехах перед близкими, перед своим ребенком, если перед ним виноваты. Через наше отношение к Исповеди, так как, когда мы идем причащаться и осознаем свою немирность или те обиды, которые причинили другим, мы прежде всего должны со всеми примириться. И все это вместе взятое не может не воспитывать у детей благоговейного отношения к этому Таинству.

36. Родители должны помогать детям писать записки к исповеди?

Сколько раз приходится видеть, как подходит такой милый, трепетный маленький человек к кресту и Евангелию, которому явно хочется что-то сказать от сердца, но он начинает рыться по карманам, достает листок, хорошо, если написанный его рукой под диктовку, а чаще - красивым маминым почерком, где все уже аккуратно, ладно, в правильных фразах сформулировано. А до того еще, разумеется, был инструктаж: ты батюшке все расскажи, а потом мне передай, что он тебе ответил. Лучшего пути отучить ребенка от благоговения и искренности в исповеди нет. Как бы ни хотелось родителям сделать священника и Таинство Исповеди удобным инструментом и подспорьем в домашнем воспитании, следует удерживаться от подобного искушения. Исповедь, как и всякое другое Таинство, неизмеримо выше того прикладного значения, которое нам хочется из нее извлечь по нашей лукавой природе даже для, казалось бы, благого дела - воспитания ребенка. И вот приходит такое дитя, раз за разом исповедуется, быть может, уже и без маминых записок, и скоро к этому привыкает. И бывает, что дальше целые годы приходит на исповедь с одними и теми же словами: я не слушаюсь, я грублю, я ленюсь, забываю молитвы читать - вот короткий набор обычных детских грехов. Священник, видя, что кроме этого ребенка к нему стоят еще много других людей, отпускает ему грехи и на этот раз. Но по прошествии нескольких лет такому «воцерковленному» чаду будет вообще непонятно, что такое покаяние. Для него не составляет никакого труда сказать, что он то-то и то-то плохо сделал.

Когда ребенка первый раз приводят в поликлинику и заставляют раздеться перед врачом, то он, конечно, стесняется, ему неприятно, а положат его в больницу и будут каждый раз перед уколом рубашку задирать, то он начнет делать это совершенно автоматически без всяких эмоций. Так же и исповедь с какого-то времени может не вызывать у него никаких переживаний. Поэтому родители своего ребенка уже в его сознательном возрасте никогда не должны побуждать к исповеди или причастию. И если они смогут себя в этом сдерживать, то тогда благодать Божия обязательно коснется его души и поможет в таинствах церковных не затеряться. Поэтому не надо спешить, чтобы наши дети начинали рано исповедоваться. В семь лет, а некоторые и чуть раньше, они видят различие хороших и плохих поступков, но говорить о том, что это осознанное покаяние, еще рано. Только избранные, тонкие, деликатные натуры способны в столь раннем возрасте это испытать. Остальные пусть приходят в девять, десять лет, когда у них появится большая степень взрослости и ответственности за свою жизнь. Часто бывает, что когда маленький ребенок плохо себя ведет, наивная и добрая мама просит священника поисповедовать его, думая, что если он покается, то будет слушаться. От такого принуждения толку не будет. На самом деле чем раньше ребенок исповедуется, тем хуже для него, видимо, не зря детям не вменяются грехи до семи лет. Думаю, добро будет, посоветовавшись с духовником, исповедовать такого маленького грешника первый раз в семь лет, второй раз - в восемь, третий раз - в девять лет, несколько оттянув начало частой, регулярной исповеди, чтобы ни в коем случае она не становилась привычкой. То же самое касается и Таинства Причастия.

Мне вспоминается рассказ протоиерея Владимира (Воробьева), которого в детстве водили к Причастию только несколько раз в году, но он помнит каждый этот раз, и когда это было, и какое это было духовное переживание.

Тогда, в сталинское время, в церковь часто ходить было нельзя. Так как если бы тебя увидели даже твои товарищи, то это могло грозить не только потерей образования, но и тюрьмой. И отец Владимир вспоминает каждый свой приход в церковь, который был для него великим событием. Не могло быть и речи о том, чтобы на службе шалить, переговариваться, болтать со сверстниками. Нужно было прийти на литургию, помолиться, причаститься Святых Христовых Таинств и жить ожиданием следующей такой встречи. Думается, и мы должны понимать Причастие, в том числе и маленьких детей, вступивших в пору относительной сознательности, не только как лекарство во здравие души и тела, но как нечто неизмеримо более важное. Даже ребенком оно должно восприниматься прежде всего как соединение со Христом.

37. Можно ли привести ребенка к христианскому покаянию и раскаянию, пробудить в нем чувство вины?

Это в значительной мере задача, которую нужно решать через выбор внимательного, достойного и любящего духовника. Покаяние - это не только некое внутреннее состояние, но еще и Таинство церковное. Не случайно исповедь называется Таинством Покаяния. И главным учителем того, как ребенку каяться, должен быть совершитель этого Таинства - священник. В зависимости от меры духовного взросления ребенка его надо подводить к первой исповеди. Задача родителей - объяснить, что такое исповедь и зачем она нужна. А дальше эту область учительства надо передать в руки духовника, ибо ему дана в Таинстве Священства благодатная помощь говорить с человеком, в том числе и маленьким, о его грехах. И ему естественней говорить с ним о покаянии, чем его родителям, ибо это как раз тот случай, когда невозможно и неполезно апеллировать к собственным примерам или к примерам известных ему людей. Рассказывать своему ребенку, как ты сам первый раз покаялся, - в этом есть какая-то фальшь и ложное назидательство. Мы ведь не для того каялись, чтобы кому бы то ни было об этом рассказывать. Не менее ложно было бы рассказывать ему о том, как наши близкие через покаяние отошли от тех или иных грехов, ведь это означало бы хотя бы косвенно судить и оценивать те грехи, в которых они пребывали. Поэтому разумнее всего вручить ребенка в руки того, кто от Бога поставлен учителем Таинства Исповеди.

39. Как быть, если ребенок не всегда хочет исповедоваться и желает сам выбирать, у какого батюшки это делать?

Конечно, можно взять ребенка за руку, привести его на исповедь и следить, чтобы он делал все, как внешне предписано. Ребенка с покладистым характером максимум, к чему можно понудить, - это к стилизации. Он будет все делать по букве так, как вам бы хотелось. Но вы никогда не узнаете, действительно ли он кается пред Богом или старается сделать так, чтобы папа не рассердился. Поэтому если сердце маленького человека чувствует, что хочет исповедоваться именно у этого батюшки, который, может быть, помоложе, поласковее, чем тот, к кому вы сами ходите, или, может быть, привлек своей проповедью, доверьтесь своему ребенку, пусть он пойдет туда, где ему никто и ничто не будет мешать каяться в грехах перед Богом. И даже если он не сразу определится в своем выборе, даже если его первое решение окажется не самым надежным и он вскорости поймет, что к отцу Иоанну не хочет, а хочет к отцу Петру, дайте ему самому выбрать и устояться в этом. Обретение духовного отцовства - процесс очень деликатный, внутренне интимный, и не нужно в него вторгаться. Так вы больше поможете своему чаду.

А если в результате своего внутреннего духовного поиска ребенок скажет, что его сердце прилепилось к другому приходу, куда ходит подруга Таня, и что ему там больше нравится - и как поют, и как священник разговаривает, и как люди друг к другу относятся, то мудрые родители-христиане, конечно же, порадуются за этот шаг своего отрока и не будут со страхом или недоверием думать: а поехал ли он на службу, и, собственно, почему он не там, где мы? Нужно препоручать наших детей Богу, тогда Он Сам их сохранит.

40. Значит, если твой повзрослевший ребенок начинает ходить в другой храм - это не повод для расстройств?

Мне вообще кажется, что иной раз самим родителям важно и полезно своих детей, начиная с какого-то их возраста, посылать в другой приход, чтобы они были не с нами, не на наших глазах, чтобы не возникало этого типичного родительского искушения - боковым зрением проверить, а как там наше чадо, молится ли, не болтает ли, почему его не допустили до Причастия, за какие такие грехи? Может, мы так, косвенно, по разговору с батюшкой поймем? Вот от таких ощущений почти невозможно избавиться, если ребенок ваш рядом с вами в храме. Когда дети маленькие, то родительский досмотр в разумной мере понятен и нужен, когда же они становятся отроками, то, быть может, лучше мужественно пресечь такого рода близость с ними (ведь действительно, как радостно с сыном или дочерью от одной Чаши причащаться), подальше отойдя от их жизни, умалить себя ради того, чтобы в ней было больше Христа, а меньше тебя.

41. Когда неверующие родители возмущены самостоятельным воцерковлением своего ребенка, называют это не иначе, как мракобесием, и налагают на своих сына или дочь разного рода запреты, вплоть до запрещения ходить на богослужения, что в таком случае делать?

В ситуациях открытых конфликтов еще совсем молодого человека со своими родителями нужно руководствоваться принципом твердости исповедания веры, сочетаемым с мягкостью обращения с нашими близкими. От принципиально важных составляющих христианского поведения отказываться ни ради кого и ни ради чего нельзя. Нельзя без абсолютной причины не пойти на воскресную Божественную литургию или на двунадесятый праздник остаться дома, нельзя перестать соблюдать пост, потому что в доме готовится только мясная пища, или не молиться, потому что это вызывает раздражение у близких. Здесь нужно твердо стоять на своем, и чем тверже и бескомпромисснее будет поведение воцерковившегося члена семьи, в том числе и ребенка, тем скорее эта ситуация, казалось бы, тупиковой конфликтности закончится. Но почти всегда через нее необходимо пройти какой-то период времени. С другой стороны, все это нужно сочетать с мягкостью и мудростью в обращении с родителями. Нужно, чтобы они поняли, что приход к вере не ведет, скажем, к ухудшению академических результатов в институте, что вовлеченность в церковную жизнь не делает равнодушным к жизни семьи, что желание помыть к празднику окна в храме не исключает, а напротив, предполагает осознание того, что и дома картошку нужно почистить и мусор вынести. Часто бывает, что по неофитскому жару человек находит такую радость и полноту в церковной жизни, что ему больше становится не до чего и не до кого. И здесь задача его старших друзей, задача священника - не дать ему внутренне отойти от своих близких, не допустить жесткого противопоставления: вот моя новая церковная среда - и вот те, кто был со мной прежде. И такая мягкость в обращении с родителями вырабатывает у молодого человека определенного рода тактику поведения: когда не отказываясь от главного, во второстепенном идти на уступки. К примеру, если речь идет о хороших оценках в институте или о требовании студенческие каникулы провести дома, то в таких вещах родительскую волю, безусловно, нужно учитывать.

Однако главный принцип состоит в том, что послушание Богу выше послушания кому бы то ни было из человеков, в том числе и родителям. Другое дело, что конкретные формы поведения, например, частота посещения храма, подготовка к исповеди, к Причастию, общение с верующими сверстниками и т. д., нужно в каждой конкретной ситуации находить отдельно, но при этом не идя на чрезмерные компромиссы. Проявленная на протяжении определенного срока твердость, даже сопряженная со взаимными скорбями, приведет потом к большей ясности и простоте отношений, чем, скажем, присутствие втайне от родителей на богослужении с последующим рассказом своим домашним о посещении кинотеатра или соблюдение поста тайком, когда мясо выковыривается из супа и складывается в пакетик, который потом относится в мусоропровод. Конечно, в подобных случаях куда лучше на какое-то время укрепиться в терпении скорби, понесенной от своих возмущенных родственников, чем малодушничать и идти на компромиссы.

42. Очень многие верующие страдают так называемым двойным счетом если и не к себе, то по отношению к своим близким, и особенно к детям. Умом понимаешь, что с христианской точки зрения те же карьерные успехи можно расценивать скорее как падения, ведь они, действительно успешно (тут уж ничего не скажешь) пестуют гордыню, но сердцем начинаешь не то что радоваться, а участвовать в этом. Каким образом можно побороть в себе этот грех?

По крайней мере, необходимо стремиться к тому, чтобы мирские предпочтения - в том случае, если они входят в очевидные противоречия с пользой для души не становились приоритетами и источниками радости о наших детях. Хочу рассказать одну историю, которая, может быть, отчасти это пояснит. Это тот классический вариант, когда в голове вроде бы одно, а на деле оказывается прямо противоположное.

Мать одного молодого человека, который был воспитан ею в вере, а потом, достигнув юношеских лет, оказался далече от Церкви, очень сокрушается, что сын ее ушел из ограды церковной, и пытается понять свою вину и что сделать, чтобы как-то его вернуть. Среди прочего, мы не раз говорили с ней о том, что надо молиться, чтобы Господь дал ему покаяние любой ценой. А материнская молитва с пониманием того, что означают слова любой ценой, перед Богом доходчива. Не будет так, чтобы назавтра этот, условно говоря, Вася проснулся и сказал: ой, как я эти годы плохо жил, и снова стал бы благочестивым. Блудный сын может прийти к покаянию, только уже пережив некоторый серьезный кризис.

И вот этот Вася, уже погуляв изрядно, вроде наконец определяется, на ком ему жениться. Мама прибегает в церковь: батюшка, ужас-то какой, она и не церковная, и не благочестивая, в каком-то там модельном агентстве работает, и ребенок у нее, и вообще, Васю моего она не любит, а только будет его как-то использовать. Тут задаешь вопрос матери: а Вася-то другой достоин? Можно ли сейчас пожелать какой-либо церковной девушке такого креста и такого ужаса, каким бы стала ее жизнь с этим Василием? И не дай Бог, увлеклась бы она им, ведь он красивый молодой человек. Мать Васи вроде бы понимает, во что превратилась бы жизнь этой девушки с ее сыном. Но ей надо и другое понять: что он с этой женщиной, которая и старше его, и с ребенком, и отношение которой к нему не вполне понятно, скорее всего немало скорбей потерпит. Однако именно это может оказаться для него тем путем к покаянию и к возвращению в лоно Церкви, которое в другой ситуации он не пережил бы. И вот здесь перед матерью-христианкой стоит выбор: или биться за земное, с точки зрения мирского здравого смысла, благополучие своего сына и уберечь его от этой хищницы, которая хочет сесть ему на шею со своим ребенком и высосать из него все соки, или понять, что через путь скорбей семейной жизни с непростым и непросто относящимся к нему человеком ему дается шанс. И ты, мать, своему сыну не мешай. Не мешай. Да, трудно желать скорбей своему ребенку, но иной раз, не желая ему скорбей, не сумеешь желать ему и спасения. И никуда от этого не деться.

43. А родители могут быть крестными?

Ни родной отец, ни родная мать не должны быть крестными своего ребенка. Церковные канонические авторитеты не рекомендуют восприемников по прямой линии родства, потому что здесь совпадают начала родства плотского и духовного. Не вполне разумно выбирать крестных и из родственников по прямой восходящей линии, то есть из дедушек и бабушек. Вот тети и дяди, двоюродные бабушки и дедушки - это косвенное родство.

44. Имеет ли право верующий человек отказаться стать крестным?

Да, конечно. Соглашаться быть восприемником нужно, во-первых, по трезвому рассуждению, а во-вторых, при наличии какого-то сомнения и недоумения, предварительно посоветовавшись с духовником. В-третьих, у человека должно быть разумное количество крестников, не двадцать и не двадцать пять. Так можно и молиться забыть о некоторых из них, не говоря о том, чтобы с днем Ангела поздравить. А уж порадовать теплым звонком, письмом такое количество крестников совсем непросто. Но ведь с нас спросится, что мы делали и как мы заботились о воспринятых нами от купели. Поэтому, начиная с какого-то момента, лучше положить себе предел: «Для меня достаточно и тех крестников, какие уже есть. Как бы мне хоть о них суметь позаботиться!»

45. Должен ли крестный как-то воздействовать на маловоцерковленных родителей, которые его крестника не приобщают к церковной жизни?

Да, но скорее не лобовой атакой, а постепенно. Время от времени напоминая родителям о необходимости регулярного приобщения ребенка Святых Христовых Таин, поздравляя крестника, в том числе и самого маленького, с церковными праздниками, приводя разного рода свидетельства о радости церковной жизни, которую нужно стараться вносить даже в жизнь малоцерковной семьи. Но если родители, несмотря ни на что, препятствуют воцерковлению своего ребенка и объективность такова, что пока это труднопреодолимо, то в данном случае главным долгом крестного должен стать долг молитвы.

46. Надо ли крестному, который редко видится со своим крестником, его родителям на это указывать?

Это зависит от ситуации. Если речь идет об объективной невозможности, связанной с удаленностью по жизни, загруженностью жизненными или профессиональными обязанностями, другими какими-то обстоятельствами, то скорее нужно просить восприемника не оставлять в молитвах своего крестника. Если же он действительно очень занятой человек: священник, геолог, преподаватель, то как бы вы его ни сподвигали, он не сможет встречаться со своим крестником часто. Если же речь идет о человеке, который просто ленится в отношении своих обязанностей, то тому, кто является для него духовно авторитетным лицом, уместно было бы напомнить о том, что грех оставлять свои обязанности, из-за невыполнения которых всякий будет истязан на Страшном Суде. И Церковь говорит, что каждого из нас спросят о тех крестниках, за которых мы во время Таинства Крещения отрекались от лукавого и обещали помогать родителям воспитывать их в вере и благочестии.

Так что по-разному может быть. Одно дело, если, к примеру, крестную мать родители не допускали до ребенка, то как она может быть виновата в том, что он далек от Церкви? А другое дело, если она, зная, что стала восприемницей в малоцерковной или невоцерковленной семье, при этом не предприняла никаких усилий, чтобы сделать то, что не могли сделать родители по своему маловерию. Безусловно, она несет за это ответственность перед вечностью.

Что уводит подростков, воспитанных в воцерковленных семьях, из Церкви? Стоит за расцерковлением юношей и девушек кризис веры, неприятие лицемерия или тяга ко греху? На вопросы отвечает игумен Петр (Мещеринов).

— Многие священники говорят, что более 75% воцерковлённых подростков перестают ходить в храм. Получается, что 8 подростков из 10 уходят из церкви… А что бы вы могли сказать по этому поводу (на основании ваших наблюдений)? Почему у воцерковленных родителей дети уходят из церкви?

— Действительно, печальный опыт свидетельствует, что не менее 2/3 детей, воспитанных в Православии от младенчества, при наступлении юношеского возраста сбрасывают с себя церковность как обузу. Здесь есть несколько причин.

Первая - то, что церковность в сегодняшних постсоветских семьях подчас бывает лишена подлинного христианского содержания, представляя собой своеобразную смесь идеологии, магизма и «советских» комплексов, мимикрировавших под православный обиход (безответственность - под видом « », неуважение к себе и к другим людям - под видом « », разобщённость и злоба - под видом «борьбы за чистоту Православия» и т.д.). Дети просто не получают настоящего христианского духовного и нравственного воспитания, не происходит их встречи со Христом; поэтому когда они приходят в тот возраст становления личности, в котором все авторитеты подвергаются сомнению, - «церковь без Христа» этой проверки не выдерживает. Ведь если произошла живая встреча со Христом, от Него невозможно уйти. Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу (Пс. 138, 7)? А Церковь только затем и существует, чтобы эта встреча произошла, чтобы общение со Христом крепло и росло. Если именно такой церковности в семье нет, то дети, становясь юношами и девушками, в силу особенной чувствительности подросткового возраста к истине и её отсутствию, ко лжи и лицемерию, псевдоцерковность отвергают.

Вторая причина - что в силу той же восприимчивости к истине и лжи подростки начинают чувствовать недолжное состояние многих сторон современной православной жизни. Молодые люди уходят не из Православной Церкви, а из сегодняшнего российского варианта церковности. В нём нет многих атрибутов подлинной Церкви: общинности, любви, солидарности, правды и дерзновения говорить правду, нестяжательности, мудрости, несвязанности стихиями мира сего. Место всего этого занимает гипертрофированная богослужебно-дисциплинарная сторона, к которой принуждали всю жизнь своих детей православные родители, складывая у них убеждение, что Христова Церковь - это только лишь хождение в церковь. Вот все эти ставшие самоцелью «должен» и «нельзя», посты, запреты, обязательность выстаивать богослужения и читать дома одно и то же обрыдшее правило и отвергаются молодыми людьми - потому что в них они не обрели Христа и Его Церковь.

Вдобавок пустое место отсутствующей подлинной церковности занимают у нас вещи по сути нецерковные. Именно от них и уходят молодые люди. От брюзжания на современность, политиканства, коммерции, от того, что говорится одно, а живётся по-другому. От сусальности и лицемерия взрослых, от ханжества, сведения христианства только лишь к елейной лексике и к узкой субкультуре. От того, что нравственность, прямодушие, честность подвергаются в современном обществе, а вслед за ним и в современной церковности, аберрации. От того, что на это нет никакой . От стремления поверхностного православия задушить всякую душевность и эмоциональность, которые особенно важны в подростковом возрасте. От идеологии «яко свиния лежу в калу». От изоляционизма и злобы на весь мир - особенно это тяжело тем молодым людям, студентам, которые побывали в Европе…

Совершенно отталкивают от себя нормальных молодых людей наши церковные страшилки, апокалиптика, «младостарцы», кликушеские паломничества и проч., и проч. От этого и уходят. И нельзя сказать, что с какой-то агрессией - скорее с усталостью и желанием сбросить с себя обузу. От Христа усталости не бывает, жизнь Им и с Ним ежесекундно интересна и захватывающа. И если в наиболее чутком возрасте молодые люди Церковь оставляют, значит, Христа они в нашей церковной жизни не нашли.

Третья причина - и это тот единственный действительно обоснованный упрёк, который можно предъявить современной молодёжи - . Произошедшая в середине XX века так называемая «сексуальная революция» имела одним из своих последствий то, что в сфере общепринятой морали добрачные связи перестали порицаться и стали нравственно приемлемыми. Достаточно сравнить отношение к супружеским и к досупружеской интимной жизни: первое так или иначе всё же не одобряется и осуждается, второе стало в постхристианском мире принятым как норма.

Надо сказать, что сегодня это является, пожалуй, самой серьёзной пастырско-миссионерской проблемой: для множества молодых людей, вкусивших такой «новой морали», оставаться в Церкви с её неизменно отрицательным отношением к добрачным связям становится очень сложным. Но тут мы как раз и видим «срабатывание» тех факторов, о которых я сказал выше. Да, в Церкви есть правила, нормы и условия, на которых она будет стоять до скончания века - истины веры и нравственности. К ним относится И если бы наша церковная жизнь полноценно выявляла Христову Церковь и своей красотой привлекала людей, то такие нравственные условия многие молодые люди, и даже, может быть, большинство молодых людей, скорее бы всего, приняли, потому что взамен они бы получили живую жизнь во Христе и всестороннюю реализацию достойного человеческого и христианского существования. А так получается: от лица Церкви возглашается - нельзя! этого не делай! Хорошо, ответит молодёжь; а что взамен? А ничего… Посты и правила, хождение в церковь, торговля и кликушество. Для молодого человека это неприемлемо. Ради Христа он готов пойти на целомудрие. Ради обрядовости, ура-патриотизма и т.п. - никак.

— Некоторые священники, чтобы заинтересовать подростков, при храмах создают кружки, военно-патриотические клубы, театральные студии, спортивные секции и т.д. Что бы вы могли сказать о подобной практике, исходя из собственного пастырского опыта)?

— Прежде всего нужно понять, что здесь невозможно создание каких-то «выделенных мест», в которых течение жизни совершается по-другому, нежели во всей церковной жизни. Уход молодёжи из Церкви - прямое следствие общего положения дел на наших приходах и в православных семьях. Стало быть, нужно начинать с этого.

Можно устроить сто кружков при храме; но если молодые люди не увидят в самой нынешней православной церковности Христа, то, что Его Его свет и любовь преображают их родителей, - все эти начинания будут бесполезными. Церковь, в конце концов, не дворец пионеров. Поэтому нужно изо всех сил стремиться превращать наши приходы в настоящие христианские общины, в которых естественным порядком нашлось бы место и молодёжи. Тогда бы и люди внешние, глядя на своих сверстников, имеющих в своих общинах полноту и радость жизни, зауважали бы Церковь и прониклись бы к ней, по крайней мере, интересом. А пока такого уважения и интереса к церковной жизни нет - и рассчитывать на то, что какие-то отдельные меры будут успешны, не приходится.

Хотя, конечно, сказанное не означает, что ничего делать не надо. Разумеется, нужно создавать внебогослужебную среду общения молодёжи всеми средствами, которые есть в распоряжении того или иного прихода. Но наиболее эффективной здесь будет сама настоящая христианская жизнь.

— Если подросткам предложить собираться за чаепитием, чтобы изучать и разбирать Священное Писание со священником, как вы считаете, им это будет интересно? И если - да, то как это лучше организовать?

— Это зависит от священника. Во-первых, священник должен не только знать и любить , но и уметь прилагать его к современной жизни во всех её проявлениях. Во-вторых, священник должен быть абсолютно честен и искренен перед молодыми людьми. Если эти два условия будут соблюдены, то подросткам это, несомненно, будет интересно.

Но и тут мы упираемся в сказанное выше. Любовь к Священному Писанию в иерархии ценностей, принятых явочным порядком - и увы, вовсе не без участия священников - в нашей приходской жизни, стоит совсем не на первом и даже не на десятом месте, а где-то в конце списка. Честность же - вообще такое качество, культивирование которого большинству наших православных не очень свойственно. А для священника быть открытым, искренним и честным - это просто великий подвиг, которому препятствуют многие факторы, начиная от корпоративной этики, отношений с архиереем, благочинным и настоятелем и заканчивая материальной стороной жизни, когда основное обеспечение большой священнической семьи идёт за счёт треб, ритуалов и бытового магизма, а вовсе не евангельской проповеди.

Подытоживая, могу сказать: подростки и молодые люди, уходящие из Церкви, - индикатор положения в нашей церковной жизни. И положение это неблагополучное. Здесь нужно в этом обвинять не молодёжь, якобы поддавшуюся на «западное влияние», «козни врагов» и проч., а самих себя: как это мы так распорядились двадцатью годами церковной свободы, что молодые люди из Церкви уходят. Осмыслить этот вызов и изменить положение вещей - важнейшая задача как пастырей нашей Церкви, так и всех православных христиан.

ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ ШКОЛЫ

(На память о С.А. Рачинском).

С.А. Рачинский написал немного. И не словом, но делом красна его память. В эпоху великого общественного возбуждения и подъема, в эпоху великих реформ прошлого века он удалился в свое сельское уединение. И здесь вложил всю волю свою и всю душу в единое и живое дело, в дело создания церковной школы, школы церковного духа, школы под сенью под сенью Церкви. Это был творческий опыт. Вскоре он был повторен сверху и во Всероссийском размахе, через учреждение церковно–приходских школ. Смута снесла и разорила церковно–народную школу. Живое преемство дела прервалось. Но замысел остался жив и с новою силою оживает, должен ожить теперь, как творческое задание в предстоящей борьбе за народную душу, за подлинную и Святую Русь. И память воскрешает уроки прошлого опыта, иногда прямые, иногда назидательные от обратного.

Школьное дело было для Рачинского своеобразным хождением в народ. Его педагогическая мысль сложилась под живым впечатлением острого разрыва и разъединения общества и народа. В освобождении крестьян он почувствовал и увидел пробуждение и призыв «многочисленнейшего из христианских народов» к творческой жизни, к духовной свободе. «Историческая минута, переживаемая нами», говорил Рачинский в конце 80–х годов, «минута великая и страшная!. «Ныне начинает слагаться умственный и нравственный облик самого многочисленного, самого сплошного из христианских народов вселенной», повторял он лет десять спустя. Народ пробудился, и приносит с собою и великое религиозное богатство, и великую религиозную потребность. Рачинскому казалось, что народ свидетельствует свою окончательную и непреложную решимость и волю жить и быть в Церкви, и через Церковь расти и развиваться. Этого убеждения в нем не колебали наблюдение над темными сторонами народного быта. Он верил в «ту высоту, ту безусловность нравственного идеала, которая делает русский народ народом христианским по преимуществу». И в этой вере повторял Хомякова и Достоевского. «Русский народ», полагал Рачинский, - народ глубоко верующий, и первая из его практических потребностей , наряду с удовлетворением нужд телесных, есть общение с Божеством ». И народ умеет, удовлетворяет эту потребность, и удовлетворять эту потребность в Церкви. «Среди тягостного однообразия серой, трудовой жизни, среди лжи и пошлости, веющей от полуобразованного слоя сельского населения, где просвет для души нашего крестьянина, где отзыв на те стремленья, которые лежат на дне этой души, составляют существеннейшую ее суть? В церковном празднике, приносящем ему полуискаженный отголосок древнего дивного напева; в баснословном, но согретом верою, рассказе темного странника; в долго откладываемом, наконец, удавшемся походе в дальний монастырь, где его молитва обретает достойные ей звуки, укрепляющую ее обстановку, где он видел, увы! лишь признак истинно христианской жизни, и еще все чаще и чаще ныне - в долгих чтениях, при свете лучины, в бесконечные зимние вечера - Священного Писания или Жития Святых». И силою вещей, силою народного духа и влечения накладывается религиозная и церковная печать на народную школу, на сельскую школу. «Религиозный характер всегда присущ русской сельской школе», говорил Рачинский, «ибо постоянно вносится в нее самими учениками». «Наша бедная сельская школа, при всей своей жалкой заброшенности, обладает одним неоцененным сокровищем. Она - школа христианская; христианская потому, что учащиеся ищут в ней Христа ». «Из дому они выносят и вносят в «школу духовную жажду»,…интерес к вопросам веры и духа». Во всех насажден живой и зародыш благочестия: истинное благоговение перед еще неведомою святыней, глубокое уважение к знанию вещей божественных, живое чувство красоты внешних символов богопочитания», - и смутный, но твердый религиозный и нравственный идеал. «Монастырь, жизнь в Бога и для Бога, отвержения себя, - вот, что совершенно искренно представляется конечною целью существования, недосягаемым блаженством этим веселым, практическим мальчикам…Монастыря они и не видали. Они разумеют тот таинственный, идеальный, неземной монастырь, который рисуется пред ними в рассказах странников, в житиях святых, в собственных смутных алканиях их души»… Школа должна насытить эту таинственную внутреннюю жажду, укрепить и осуществить врожденный религиозный характер. Ибо школа есть не только образовательное, но, прежде всего, воспитательное дело. Сельская школа не может быть «простым приспособлением для научения крестьянских ребят чтению и письму, элементарному счету, словесным символам господствующего вероисповедания». «Начальная школа должна быть не только школой арифметики и элементарной грамматики, но, скорее всего, - школой христианского учения и добрых нравов, школой жизни христианской». В ней должно осуществляться такое высшее духовное задание. И вот, Рачинский с горечью и тревогой убеждается, что в существующей и устрояемой сверху начальной школе если и осуществляется какое - нибудь задание, то задание глубоко чуждое и далеко коренному народному духу. С шестидесятых годов народная школа строится по иноземному образцу, по отвлеченному гуманистическому идеалу, вдали от Церкви, даже с подозрительностью к Церкви и Ее духу. И в этом сказывается и отражается отрыв и отпадение культурного меньшинства русского общества от Церкви, от исконных начал религиозно–исторической жизни русского народа. Такая школа остается народу непонятной, не отвечает его лучшим и святым запросам, и если оказывает на новые поколения большее или меньшее влияние, то всегда опасное, - вносит духовное и вместе с тем социальное разложение в сельскую среду. Она вводит крестьянскую молодежь в какой–то новый и чужой мир, срывает ее с живых бытовых корней, приобщает к какому–то другому строю и жизни. Она создает и вселяет противоречья в народную душу. Самым строем и составом своим она колеблет религиозные устои, наводит на сомнения. «Прежде всего, внимание учеников сосредотачивается на учителе», описывает Рачинский… «Человек новый, совсем непохожий на отца и деревенских соседей, одетый как барин, вхожий к господам, и говорит он, как барин. Это - все оттого, что он очень учен, много знает, знает все. Говорит он ласково. По большей части, он человек добродушный, и ребята скоро привязываются к нему. Говорит он и о Боге, но неохотно и мало. Постов он не соблюдает, (да и как их соблюдать?) Это значило бы, на добрую половину дней в году отказаться от общения с людьми почище. (Не утренние же делать визиты?) В Церковь он ходит, но пользуется всяким предлогом, чтобы в нее не ходить.… Мало–помалу оказывается, что все это - не его личные странности, но что, как он, живут все господа, все ученые люди в сюртуках, которых от господ не разберешь. Они даже, эти господа, часто между собою посмеиваются над всем этим, и над постами, и над церковными службами, а всего чаще над батюшкой и дьячком. Видно, все это ученым людям не нужно. Церковь, приверженность к Боженьке - дело мужицкое, дело людей серых и темных.… С этим мальчик и оставляет школу. Да, это так. Все божественное, все церковное, это - только для нас, пашущих землю, учащихся на медные гроши. Люди ученые, господа, без всего этого обходятся. А заповеди Божии? Разве чтут их господа? Разве помнят они день субботний? Разве чтут отца и матерь более, чем мы? «И эти детские впечатления подтверждаются и закрепляются в дальнейшей жизни, под «влиянием той низшей господской среды, которая мелькнула в школе» перед детским взором. Выход за пределы семьи и сельского быта для крестьянского ребенка всегда оказывается соблазнительным. Но всего острее и резче этот соблазн является в образе сельского учителя, пришедшего из новой школы, из учительских семинарий, из городских школ, из низших классов гимназии. По происхождению он связан с деревней, но духом оторван от нее навсегда. «Он вполне отпадет от крестьянской среды, и, поступивши на места, вдали от своей родины, прямо примыкает к среднему слою сельского общества, состоящему из духовенства, небогатых помещиков, кабатчиков и деревенских кулаков». Он бесповоротно переходит «в разряд господ (в крестьянском смысле этого слова)». Его склад и стремления чужды народному быту. «Он приобрел некоторые сведения, отрывочные и скудные; он вдохнул того воздуха, коим дышат образованные классы; их жизненный склад умственной и нравственный, мелькнул пред ними в живых образах несравненно более красноречивых, более властных над мыслью и духом чем всякое книжное учение. Мало того, он сам стал гражданином, хотя последним, этого мира образованности и знания, сам стал спицей - и последнею ли, - в колеснице умственного прогресса. Отныне взоры его обращены туда, по крайнему разумению его, - к верху. Оттуда свет, там же знание, там высший строй жизни». Об этом мире, конечно, он узнает понаслышке, из десятых рук, в опрощенной и опошленной передаче. Но этим миром он пленен. И дух этого мира в существе своем чужды и даже противен Церкви, а потому и подлинной сути народа. Таким образом, вопрос о сельской школе в понимании Рачинского получает острый и принципиальный характер. «Вопрос о современной русской школе», справедливо находил он, «не есть вопрос программ и более или менее практически устроенного надзора. Это вопрос роковой и грозный». Предстоит решить вопрос о самых основах и устоях духовной жизни и культуры, предстоит сделать выбор среди противоположных определений и путей. Русские верхи ушли от Церкви, и этим самым ушли от народа. Внешняя грань снята в освобождении крестьян. Как снять более глубокую и внутреннюю? Вести ли верхам за собою народ, возвращаться ли к народу? «Быть может, все то, к чему стремятся программы наших сельских школ, - и благочестие, и церковность, и самая христианская нравственность, - все это у нас уже умерло, как, по уверению многих, все это умирает в Западной Европе; все это - лишь символы и формулы отжившего строя мыслей, обреченного на гибель порядка вещей. Не обязаны - ли мы откровенно и прямо внести в сельскую школу ту новую жизнь, столь роскошно и быстро, столь победоносно, и смело развившуюся в образованных слоях нашего общества? Заменить учение о добрых нравах учением, о нравах свободных, старое благочестие, поклонение недоказанному Богу - поклонением естественному человеку, этому высшему выражению мировых сил, доступному нашему здравому смыслу? В праве ли мы скрывать ту истину, которою мы живем, от людей темных ищущих света?«… Рачинский подчеркивает, что в такой резкой постановке для большинства «этот вопрос, столь естественный и логический, звучит так странно и дико», - «при такой мысли нам становится страшно и жалко». В половинчатой нерешительности «стыдно сказать и нет, и еще стыднее, сказать да» - не от тайной ли неуверенности в новых учениях, в новой нравственности?… Из этой нерешительности пора выйти, и вернуться к вечным устоям. Конечно, для этого нужен «внутренний подвиг». «Нужно нам выйти», говорит Рачинский, «из того лабиринта противоречий, в который завела нас вся наша внутренняя история нового времени - совместное расширение нашего умственного горизонта и сужение кругозора духовного, совместное развитие у нас европейской культуры и крепостного права. Внешний узел разрублен. Пора разрешить внутренний… Достаточно оплакивали мы тот раковой разрыв, который составляет суть нашей внутренней истории нового времени и однако не мешал в великие минуты этой истории нашему полному единению. Пора нам вспомнить, что у нас под ногами есть общая почва, и твердо сознательно стать на нее. Пора сознать, что настало время взаимодействия, благотворного на обеих сторон , не того мгновенного, случайного взаимодействия и единения, которое вызывается событиями чрезвычайными, а взаимодействия постоянного, ежедневного. Почва этого взаимодействия этого единения - Церковь; орудие его - школа, и по преимуществу - школа сельская». Здесь и могут и должны встретиться духовные общества и народ в едином и совокупном творческом делании и строительстве, в созидании цельной и единой культуры, на вечных устоях, в верности преданию и истории, в полноте пережитого искуса и опыта. Для народа это будет раскрытием его исконных заветов стремлений. Для общества - возрождением и обновлением. Скромный, как будто, и ограниченный вопрос о сельской школе в сознании Рачинского вырастал до великих размеров. И в этом был он прозорлив и прав. Вопрос о сельской школе, обостренный безмерным многолюдством «народа» по сравнению с меньшинством «верхов» в последнем пределе своем был и есть вопрос категоричного духовного и культурного самоопределения. Рачинский верно и тонко ставил его: он не звал возвращаться к народу по кровным или органическим мотивам; он звал возвращаться в Церковь, чтобы там, как меньшего, но лучшего брата, встретить народ, который отсюда еще не ушел и хочет здесь возрасти и жить.

Делая скромное, повседневное, практическое школьное дело, Рачинский понимал весь его сокровенный и решительный смысл. С практической сдержанностью он остерегался торопливых обобщений, преждевременного максимализма. Он зорко глядел и четко обозначал последнюю цель, воцерковление русской души чрез воцерковление школы, - но с такой же зоркостью он его понимал, что осуществиться она может только в медленном процессе творческих рождений. Рачинский всегда подчеркивал то, что для него было самоочевидным, - что каждая школа есть живое и творческое дело, соборное сотрудничество и взаимодействие учащих и учащихся. И потому вопросы организации и программ для него получили вторичное значение. Их нельзя разрешить наперед, и даже обобщение опыта не может получить вяжущего и общезначимого характера. Жизнь школы зависит, прежде всего, и больше всего от ее личных участников, от личности ее руководителей и наставников. И в этом вся трудность школьного вопроса. В общем виде и наперед можно и достаточно определить только основные задания и приемы. Все остальное остается на волю творческого почина. И сделанный опыт получает смысл вдохновительного примера - не для повторения, но для подражания, свободного и живого. Вот почему Рачинский с таким вниманием останавливается на вопросе об учительском составе в народных школах. По его справедливому определению, «учительство в русской школе не есть ремесло, но призвание, низшая степень того призвания, которое необходимо, чтобы сделаться хорошим священником». Поэтому первым и основным учителем в сельской школе должен быть сам священник. Школа должно быть «органом Церкви». Школьное дело должно быть осуществлением учительного призвания Церкви. И этим определяется место священника в школе. Он здесь не только учитель, но, прежде всего пастырь и духовник. В его учительстве осуществляется его пастырство в отношении к юной части его паствы, - его учительство началось до школы и не прекратиться после нее, оно простирается за ее приделы, охватывает всю жизнь. И это придает ему особый смысл. В таинстве священства, напоминает Рачинский, «в числе других даров Духа Святого, сообщается и благодать наставления в вере». И этим вносится таинственное освящение в самое существо школьного дела. Священник, как учитель, имеет возможность сказать каждому из учеников то слово, в котором нуждается душа его, и та власть взять и решить, которою он облечен, придает этому слову такую силу, которой никогда не достигнуть слову светского человека». Вокруг священника должен собираться остальной учительский состав. Рачинский считал, что «школьных учителей должна плодить сама сельская школа». Не только потому, что специальные учительские школы его времени, по его оценке, были поставлены неудовлетворительно, и он опасался их не народного и кощунственного, чуждого духа. Но, прежде всего потому, что только таким путем, казалось ему, обеспечивается живой и жизненный характер школьного дела. «Приобретение практических навыков преподавания, истинного понимания обязанностей учителя относительно учеников», говорит Рачинский, «совершается гораздо успешнее в живой действительной школе, где ученики являются целью, а не средством, чем в экспериментальных школах при учительских семинариях, где ученики более или менее отводятся на степень учебных пособий для преподавания педагогики и дидактики. Лучшая школа для начинающего учителя - не упражнение в давании образцовых уроков, но в поручении ему, под руководством опытного наставника, последовательного, сообразно с его силами дела, сопряженного с ответственностью, сперва легкого потом постепенно осложняющегося». При такой постановке учительской подготовки школа естественно превращается в живой организм. Он как бы вырастает из жизни. И это связано с ее назначением быть «органом Церкви, в самом широком смысле этого слова», т. е. прежде всего органов той малой, приходской Церкви, духовному возрастанию которой она призвана служить. В школе должна отражаться эта Церковь, и потому никогда школа не должна быть приходскою, ибо «за приходом после деревни остается значение единственного действительного, живого союза в нашем сельском быту, и притом союза духовного. Церковность школы в понимании Рачинского совсем не означает клерикального и тем более «ведомственного» характера. Церковною может быть любая школа. Эта характеристика ее внутреннего строя, - церковна школа, если она «школа благочестия и добрых нравов». «Поручена» она должна быть священнику. Но вместе с тем она должна быть делом всех церковных элементов сельского населения , духовных и светских, без различия состояний и сословий». И живою школа становится только тогда, когда вокруг нее создается атмосфера, в коей возможно насаждение и благочестия, и добрых нравов, и жизни христианской». Рачинский был далек от оптимизма в расценке этой действительной сельской «атмосферы», в счете и разборе наличных сил школьного строительства и дела. И к сельскому обществу, и к сельскому духовенству он относился довольно сурово и строго. Духовенству он вменял в вину чистое равнодушие к школьному пасторству, хотя и находил для этого объяснение и извинение в неладице существующих условий. но из этого он делал вывод только о необходимости всеобщего творческого напряжение и подъема, и обращал возбудительный призыв и к наличному пасторству, и к будущем, и ко всему обществу. «В делах свойства духовного», говорит Рачинский, «в делах неизмеримой важности и длительности безграничной, каково дело народного образования, нужно иметь в виду не только то, что есть, но и то, что может и должно быть. Для всякого творческого акта нужна воля, нужна вера, хотя в зерно горушечно - в данном случае вера в несокрушимость Церкви, как вечного союза и мирян и духовенства, как живого тела с Главою Небесным, твердая воля осуществить этот союз во всех отправлениях жизни духовной. Явления, так называемой материализации, в сфере вещественной призрачные, совершаются ежедневно в духовной жизни… Далеки мы, по многообразным немощам и мирян и духовенства, от идеала школы истинно церковной. Глядя на дело со стороны, легко в нем отчаяться. Но стоит только смиренно и искренно приложить руки к этому делу, чтобы никогда более их не отнимать, - так отраден, так многозначителен каждый малейший шаг на этом пути»…

Сельская школа должна быть школою благочестия. И этим определяется в ней сосредоточенное место Закона Божия. Это не только один из предметов преподавания, хотя бы и главный, именно живое сосредоточие школы. О преподавании Закона Божия Рачинский говорит немного, перелагая центр тяжести на пастырское творчество и самодеятельность приходского законоучителя. Но со всею силою он подчеркивает, что классное обучение должно оживляться практическим участием школьников без совершении богослужения в качестве чтецов и певцов. С этим связывается и введение в основной круг преподавания церковно–славянского языка и церковного пения. «Религиозный, церковный характер, налагаемый на нашу школу силою вещей», говорит Рачинский, «обуславливает ее резкую особенность - учебную программу, отличающуюся от учебных программ всех школ иноземных». Усиленное преподавание церковно–славянского языка имеет не только прикладное значение. Рачинский подчеркивает его исключительный воспитательный смысл. «Обязательное изучение языка мертвого, обособленного от отечественного целым рядом синтаксических и грамматических форм, а между тем столь к нему близкого, что изучение его доступно на первых ступенях грамотности, - это такой педагогический клад, которым не обладает ни одно сельская школа в мире. Это изучение, составляя само по себе превосходную умственную гимнастику, придает жизнь и смысл изучению русского языка, придает незыблемую прочность приобретенной в школе грамотности». Но церковно–славянский язык открывает доступ к несравненным и незаменимым сокровищам высшего духовного творчества и вдохновения, - к Священному Писанию, к богослужебным книгам. На самих уроках славянского языка дети вводятся в область высших откровений истины, красоты и правды. Самое обучение грамоте получает новый и живой смысл, если начинать со славянской грамоты, «со звукового разбора и писания самых кратких, самых употребительных молитв». «Ребенок, приобретающий за несколько дней способность писать» Господи помилуй и Боже милостив, буди мне грешному , заинтересовывается делом несравненно живее, чем, если вы заставите его писать: оса, усы, мама, каша…» Обучение славянскому языку начинается с употребительных молитв и должно быть доведено «до полного понимания языка церковно–славянского Нового Завета». Для этого Рачинский рекомендует «неоднократное, внимательное чтение в классе всех четырех Евангелий, сперва с помощью русского перевода, а потом по одному церковно–славянскому тексту, с терпеливыми остановками на каждом обороте, который может подать повод к недоразумению»… Так уроки славянского превращаются в повторительные и дополнительные уроки Закона Божия. Наряду с чтением Евангелия необходимо чтение Псалтири, что давно осознано в непосредственной практике сельского обучения. «Псалтирь - единственная священная книга, проникшая в народ, любимая и читаемая им, и того, что в ней непосредственно понятно, уже достаточно, чтобы потрясать сердца, чтобы дать выражение всем скорбям, всем упованиям верующей души… Школа обязана укрепить наш народ в обладании этим сокровищем назидания и поэзии, раскрыть несколько это возможно, перед своими учениками его высокий дух, вечный смысл». Псалтирь и Часослов должны быть в ежедневной школьном употреблении. С большою точностью и чуткостью разъясняет Рачинский глубокий воспитательный смысл «постоянного чтения и перечитывания этих книг». «Псалтирь», говорит он, - высочайший памятник лирической поэзии всех веков и народов. Содержание его - цельное и вечное. Это постоянное созерцание величия и милосердия Божия, сердечный порыв к высоте и чистоте нравственной, глубокое сокрушение о несовершенствах человеческой воли, непоколебимая вера в возможность победы над злом при помощи Божьей. Все эти темы постоянно в оборотах речи неисчерпаемой красоты, силы и нежности». Часослов состоит из тех же Псалмов и молитв, Псалтирью вдохновленных». Эта неповторимая сила Псалтири засвидетельствована всею историей Церкви. «Самая пророческая из пророческих книг, она стала азбукой христианства, и положила на христианском сознании и чувстве неизгладимую и властную печать. И в то же время она остается венцом молитвенного песнопения, недосягаемым образцом, неиссякаемым источником, питающим поэтическое творчество двух тысячелетий», - «величайшее чудо во всей истории всемирных литератур». И чуткий духовный взор народа давно разглядел это сокровище и это чудо, полюбил его и сроднился с ним. «Случалось ли вам», спрашивает Рачинский, «при вынужденной ночевке в крестьянской избе, осмотрев от скуки всю скудную ее обстановку, раскрыть ту единственную книгу, в почерневшем от времени переплете, которая лежит под полкою с образами? В огромном большинстве случаев, эта книга - Псалтирь. Запятнанные ее страницы, обтерты ее углы. Но не одна грязь мозолистых рук оставила эти пятна. Тут есть капли воска, капли слез медленно падающих на эти страницы во время долгих ночных чтений по дорогим покойникам. Не рассеянною небрежностью истрепаны эти углы, но благоговейным переворачиванием этих страниц, быть может, многими поколениями. И при всяком чтении, для чтеца, по мере его умственного и нравственного роста, ярким пламенем вспыхивал внутренний смысл того или другого речения, до сих пор для него непонятного и с каждым чтением дороже становилась ему старая книга, лежащая под образами»… Псалтирь раскрывает пред ребенком небесную высоту, окрыляет, освежает и освещает его душу. И вместе с тем открывает для него доступ и возможность «постоянно участвовать в совершении величайшего из художественных действий, завещанных нам творчеством веков - в исполнении наших церковных служб». И это новая великая не только художественная, но и нравственная школа. «Учение в школе еще не началось», записывает Рачинский в один субботний вечер. «Завтра соберутся ученики, чтобы петь обедню. Но ученица из самой дальней деревни нашего прихода (18 верст) уже тут. Она поет на правом клиросе: это радость и гордость ее жизни. Из темной глубины притвора, из - за густого напева мужчин, она вознесена на высоту того таинственного алтаря, в который он не может вступить. О ней молятся в сугубой ектении. Те святые и страшные слова, от которых содрогаются сердца и гнутся колени - она оглашает ими Церковь, и мало помалу, в строгом строе созвучий, в благоговейном внимании, напрягающем весь хор, перед нею раскрывается глубокий смысл этих слов, неизъяснимая никакими школьными толкованиями». С исключительным проникновением Рачинский описывает совершение великопостного Великого Повечерия (Мефимонов) в его школе, и подчеркивает все оттенки этой неподражаемой священной службы с ее, действительным, неописуемым драгоценным перлом, Каноном преп. Андрея. В великой простоте здесь разверзаются неоглядные глубины, и над ними недоступные высоты. Пение и чтение за этой службой, конечно, есть несравненный урок не только благочестия, но и духовной тонкости и культуры. Конечно, сельская школа за краткий срок рядового обучения не может до конца раскрыть все глубины богослужебного богатства. Нельзя поспеть научить действительно хорошему церковному чтению, чтению с разумением. Но можно заложить для этого твердые и незыблемые основы. И в этом залог «элементарной, но прочной грамотности». Рачинский верно отмечал, что только церковно–славянский язык дает в условиях сельского быта живую возможность плодотворного и «постоянного упражнения в грамотности». Ибо он открывает доступ к нужным, доступным и безусловно полезным книгам. «Неисчерпаемая богатство нашего богослужебного круга, - этого сокровища поэзии, нравственного и догматического поучения, наряду со священным Писанием и житиями святых, дают постоянную пищу уму, воображению, нравственной жажде нашего грамотного крестьянина, поддерживают в нем способность к тому серьезному чтению, которое одно полезно и желательно». «Кто овладел хотя бы только службами Страстной Седмицы, тот овладел целым миром высокой поэзии и глубокого богословского мышления»… «Тот, кто это понял, кто это почувствовал, кто своим чутьем довел до сознания безграмотных слушателей хотя бы десятую долю этого вечного содержания, - можно ли отказать ему в умственном, в художественном развитии?» - спрашивает Рачинский. «Можно ли сомневаться в том, что ему будет доступно по содержанию и по форме все, что представляет прочного и истинно ценного наша светская литература?» И то же нужно сказать о церковном пении древнего стиля. «Тому, кто окунулся в этот мир строгого величия, глубокого озарения всех движений человеческого духа, тому доступны все выси музыкального искусства, тому понятны и Бах и Палестрини, и самые светлые вдохновения Моцарта, и самые мистические дерзновения Бетховена и Глинки»… Не часто это осуществляется, но всегда возможно, для каждого в меру врожденной восприимчивости и одаренности. - Так школа славянского чтения и церковного пения становится школою умственного, и нравственного, и этического воспитания, школою духовной культуры. В такой школе ребенок раскрывается в действительности человека, по образу и подобию Божию.

Образовательный объем начальной сельской школы при четырехлетнем ее курсе Рачинский определял довольно скупо. Он ограничивал его русской грамотой и арифметикой целых чисел. Он не допускал возможности прочного усвоения слишком большого запаса сведений и потому переносил центр тяжести на образование и приобретение практических навыков и умений. На такие навыки, а не на сообщение некой «энциклопедии реальных знаний» должно, по его мысли быть направлено внимание преподавателя. На уроках русского языка за четыре зимы можно или следует научить и приучить школьников: 1) говорить без ошибочных местных оборотов и речений;2) читать с полным пониманием доступную по содержанию прозу и стихотворения «Пушкинского периода» и 3) писать без ошибок против грамоты и правописания обиходные письма и бумаги, нужные в крестьянском быту. В сущности, этот объем не так уж мал. Рачинский дает примерный перечень произведения для чтения. К творениям Пушкина и Гоголя он присоединяет из русских Семейную Хронику, Князя серебряного, исторические романы Лажечникова, Загоскина, условно, рассказы Печерского; из всемирной литературы Гомра, исторические драмы Шекспира, Потерянный Рай. Весь Гоголевский период он исключает и исключает по дельным основаниям. Во–первых, из–за слишком сложного стилистического строя, «затрудняющего быстрое понимание и плавное чтение». И, главным образом, во–вторых, потому, что «в массы проникают только произведения вечные», и весь «Гоголевский период русской литературы остается и навсегда останется недоступным русскому народу». Ибо, «он не более, как яркое отражение переходного состояния русского, от части европейского общества, отражение таких внутренних процессов его сознания, которое не имеет ни общественного, ни всенародного значения». Он, думалось Рачинскому, вообще скоро устареет и «переживет нас только Война и Мир ». Толстой, находил он «еще должен написать книгу, которая проникнет в самую глубь народа и останется, и эту книгу он напишет». Вводить сельских ребят в чужой и чуждый мир, Рачинский считал ненужным и даже опасным. Но здравое чутье детей само производит выбор, и что же делать «если им легче проникнуть с Гомером на греческий Олимп, чем с Гоголем в быт петербургских чиновников»… С особенной силой Рачинский выдвигает Пушкина, начиная со сказок до прозы и Годунова. «Его творчество, что - всемогущий талисман, сразу раздвигающий вокруг каждого грамотного тесные пределы времени и пространства, в котором до тех пор вращалась его мысль»… - Преподавание арифметики Рачинский ограничивает областью целых чисел, при чем считает ненужным постепенность перехода от первого десятка к сотням и т. д. Он обращает внимание на то, что у сельских детей, при «необыкновенной восприимчивости количественного созерцания», уже имеется на лицо, хотя и в представлении только, «бесконечная перспектива чисел, группирующихся по системе, известной им по копейкам, гривенникам и рублям». При обучении счислению нужно ставить конкретную и практическую задачу - развить быстрый и верный умственный счет. Дальнейшее расширение программы Рачинский считает целесообразным только при увеличении учащего персонала, полагая, что, в противном случае, вместо действительных получаются мнимые знания. Но дальше арифметики дробных чисел и элементарной физики он вообще не идет. Преподавание отечественной истории представляется ему чрезвычайно трудным. Живое изучение природы в зимнее время не возможно. Зато возможно и нужно развивать технические сведения и навыки, заводить специальные ремесленные и земледельческие школы. Но сквозь эти рассуждения Рачинского просвечивает еще одна общая и определяющая мысль: сельская школа есть школа окончательная. И она готовит и должна готовить в жизни в сельском быту. Здесь Рачинский встречается с трудным вопросом, как быть в тех случаях, когда открывается для отдельных школьников материальные и духовные возможности продолжать образование. «Средне–образовательные заведения» его смущают, как «рассадники не просвещения, но чиновничества»… Окончательный, бесповоротный разрыв с крестьянской средою, неизбежный при таком шаге, редко вознаграждается приобретением научного образования», в особенности, если образование прерывается до окончания полного гимназического курса. Рачинский ищет «иных путей, чем помещение в наши теплицы для выгонки чиновников». Но интересны здесь не его практические предположения, а необходимость самого вопроса при церковно–народной постановке сельской школы. Вся русская школа выше элементарной ступени имеет другой стиль, насыщена другим духом, а не народным и не церковным. Здесь снова сказывается резкий разрыв и раскол общества и народа, верхов и массы. При нем всякое дальнейшее образовательное восхождение означает отрыв от быта, от среды, от семьи, переход в мир «господ». Единственный путь, до известной степени предохраняющий от разрыва, открывается через духовную школу. Но и здесь Рачинский не без оснований колеблется, при сложившемся в прошлом типе духовных школ. Он не ставит вопроса в общей и четкой форме, но вопрос подготовляется всем ходом его размышлений. Сельская школа, как единственная школа для сельских детей, должна быть сразу и окончательной и подготовительной, и потому должна быть низшей ступенью в восходящей системе школ, но при том системе единого типа и духа . Продвижение по этим ступеням, конечно, зависит от личной одаренности и от внешних условий. Но возможность такого продвижения должна быть открыта. Иначе сказать ставится на очередь осуществление школ высших ступеней церковного духа, под сенью Церкви, подобно начальным школам, раскрывающим сокровищницу Церкви и живущим, как Ее органы. Рачинский не говорил, но вряд ли не думал об этом. Но это равнозначно коренному переустройству всего школьного дела. В его время это было несвоевременно и невозможно.

В педагогических размышлениях Рачинского многое устарело. Разлагающие процессы, которых он так боялся, изменили всю народную среду, ниспровергли ту бытовую цельность и твердость, ту легкость народного духа, из - которых в своих думах он исходил. После смуты сельская среда стала совсем иной. И вместе с тем основной замысел Рачинского остается в полной силе. Быть может именно теперь и только теперь он становится до конца общепонятным. При восстановлении и возрождении России школа должна быть внутренне единой и цельной, изнутри определяется единой идеей и более, чем идеей. Если во времена Рачинского было справедливо сказать, что «только в качестве органа Церкви» школа в силах справиться с «нравственной сутью русского человека», уже заложенный в русском ребенке, со всею сложностью могучих, но и опасных задатков, прирожденных русской душе, - то в сколько раз справедливее это теперь, когда до дна взбудоражена, и потрясена, и отправлена эта душа, и прошла чрез омуты зла и бесстыдства. Вправить духовный вывих можно только в напряженном творчестве всецерковном. Только внутри Церкви, в Ее недрах можно уврачевать взвихренную душу. И более того, в действительности уже неотразимо зарождается церковная школа, в случайных и в переливчатых формах. Ибо Церковь не прекращает, но усиливает свой учительный подвиг. И учительство Церкви силою вещей выходит за пределы нравственного душепопечения, ибо верующее самоопределение стало теперь невозможно без твердого и четкого решения мировоззрительных вопросов. В это учительство неизбежно вовлекается весь состав церковный, и пастыри, и миряне. Не время определять, как далеко отходит теперь этот процесс. Нет возможности это учесть. И не следует увлекаться оптимистическими надеждами. Несомненно одно, этот процесс начинается или начнется, ибо не может не начаться, - конечно, не сразу и не везде. Это учительство имеет молекулярный характер, вспыхивает по местам, - и в том его сила, и залог силы. Церковные школы возникнет и при лучших условиях вряд ли сверху, по заранее обдуманному и единообразному плану. Она будет проявлением творческой самодеятельности небольших, но сплоченных, уплотненных ячеек или групп, - может быть, приходов, может быть, братств, может быть, нового неведомого еще типа организаций. Это будет строительство снизу, и только в нем опора возможному строительству сверху. Может случиться и так, что снова повторится расхождение школы казенной и школы церковно–народной по духу и по цели: два порыва, несмыкающиеся и не встречающиеся, но даже противоборствующие. Тем более этого можно опасаться потому, что останется надолго и одним насилием до конца не может быть устранено наследие советского школьного строя, сделанного теперь дренажем безбожной и безверной пропаганды. Во всяком случае, церковная школа никогда не может быть школою государственной. Но государство, как таковое, может и будет строить ее, как не государство строить и всю духовную культуру, которая только строится в государстве живыми и свободными силами народного гения духа. Школа церковная и в прошлом, поскольку она существовала, государственной не была. Рано загадывать далеко вперед. Но одно наперед должно сделать ясным. Церковно–школьное строительство не может и не должно ограничиваться начальной ступенью. Оно должно раскрыться в целостную и законченную систему непрерывно восходящих ступеней. Этим выдвигается целый ряд совершенно новых творческих заданий. Главная трудность не в создании начальной школы церковного типа, для которой есть примеры и опыты в прошлом. гораздо сложнее и загадочнее высшая ступень. Для нее прообразов искать придется в слишком далеком и отчужденном прошлом, может быть, в огласительных школах седой христианской древности, разраставшиеся временами и по местам в подлинные школы мудрости и любомудрия. Во всяком случае, не школы ближайшего и родного прошлого подадут здесь пример. И прежде всего потому, что они были существенно внецерковные, они не были «органом Церкви». Закон Божий был в них рядовым предметом преподавания, часто даже побочным, слишком рыхлою и формально–внешнею связью соединялся с остальным кругом предметов, тонул среди них, - так что выключение его из программы ничем не сказалось бы, на чем не отразилось бы. И более того, слишком часто он бывал как бы лишним в школьной системе, и часто чувствовалось мучительное противоречие между Законом Божиим и той идеей, которая скрыто или явно, по самому заданию осуществлялась в преподавании общем. Идеал Гомера и греческих трагиков, идеал римских поэтов и историков слишком далеко уходил от церковного идеала. Такая школа не была и не могла быть «преддверием Церкви». Немногим лучше обстояло и в школах духовных, многострадальных в своей истории. Не найдется пригодного образца и в конфессиональной школе Запада. Ибо церковная школа не есть школа конфессиональная. Церковь не исповедание, но неизмеримо больше. Как сделать «Закон Божий» и христианские вероучения живым сосредоточием школьной жизни и школьного творчества - это не вопрос программ или организации. В некоторой мере опыт Рачинского дает указания в этом вопросе. Начинаться снизу церковно–школьная сеть должна с некоего подобия его сельской школы. Но раскрытие богослужебного и исторического богатства Церкви должно быть более полным и глубоким. В нем могут найти для себя основание и опору многие школьные дисциплины, исторические, прежде всего. Гораздо шире должна быть раскрыта в школьном творчестве картина Церкви в ее исторических судьбах. Гораздо глубже должна быть исчерпана библейская сокровищница. И в этом определиться и закалиться пробуждающееся мировоззрение, так начнет расти в школьнике христианин, живой, хотя и юный член Церкви, участвующий и опознающий себя таковым и утверждающий это в своей воле. Это главная задача, - создание и укрепление церковного стиля и характера в школьнике. Вопрос программ и слияние их в живое и единое целое при всей своей сложности и трудности, остается все же на втором месте. Конечно, церковно–школьное строительство возможно только в живой связи общего строительства церковной культуры. Путь к воцерковлению - христианская школа - только в порядке воцерковления, в воцерковленной уже жизни возможна. Это - мнимый круг. Это значит только то, что церковную школу может создать только Церковь. И нужно прибавить, понятие воспитания в существе своем шире его обиходного значения. Воспитание не есть только воздействие старших на младших. Воспитанием является всякое заражающее взаимодействие лиц или слов, влияющих односторонне или обоюдно друг на друга. В этом смысле вся культурная жизнь есть некое соборное воспитание И в нем воспитание младших есть только живой элемент. Напряженность культурной жизни, творческой и собирающей, есть непременное условие жизненности школы. Еще резче это сказывается в деле школы церковной, церковной на деле, а не по имени. Путь к религиозному воспитанию русского народа, русская церковная школа осуществится только на святой Руси, пусть в пределах единственного прихода. Сеемое немощной человеческой рукою выращивает Всемогущий Бог. автора Коуэл Франк

ШКОЛЫ И УЧИТЕЛЯ До заката республики образование многих римских детей было возложено на школьных учителей. В одном из школьных упражнений так описан день римского школьника:«Я просыпаюсь еще до того, как рассветет, и, сидя на краю постели, обуваю башмаки и опорки, потому

Из книги Еврейский мир автора Телушкин Джозеф

Из книги Избранные сочинения второго Далай Ламы автора Муллин Гленн

ШКОЛЫ ВАЙБХАШИКИ Я ознакомлю вас с философией вайбхашики, придерживаясь следующего плана: (I) характеристика буддиста-вайбхашика; (II) подразделение на подшколы и (III) существующая структура философии вайбхашики.I. Характеристика буддиста-вайбхашикаФилософ школы

Из книги ВОДОЮ и ДУХОМ автора Шмеман Протоиерей Александр

ШКОЛЫ ЧИТТАМАТРЫ Я познакомлю с традицией философии читтаматры, придерживаясь следующего плана из трех пунктов: (I) характеристика философа школы читтаматра, (II) деление на подшколы, (III) существующая структура философии читтаматры.I. Характеристика философа школы

Из книги Библиологический словарь автора Мень Александр

ШКОЛЫ МАДХЬЯМИКИ Я буду рассказывать о школе мадхьямика по плану из двух пунктов: (I) характеристика философа-мадхьямика и (II) деление на подшколы.I. Характеристика философа-мадхьямикаХарактеристика философа-мадхьямика такова: этот тот, кто, придерживается философии

Из книги Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.) автора Шафф Филип

Глава 5 ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ 1. Ветхое и новоеПрежде чем завершить нашу работу, мы должны обратить внимание на ряд молитв и обрядов, которые, хотя и не связаны непосредственно с собственно чинопоследованием крещения, тем не менее, выявляют некоторые существенные стороны этого

Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том 2 автора

ПРОРОЧЕСКИЕ ШКОЛЫ термин, обозначающий: а) группы экстатических израильских прорицателей эпохи судей и первых царей и б) учеников и преемников *пророков–писателей.Первые назывались Бней ха–нви?м, сынами пророческими. Они жили сплоченными общинами (4 Цар 2:15 сл.), иногда

Из книги История русской церкви (Синодальный период) автора Цыпин Владислав

ШКОЛЫ В БИБЛЕИСТИКЕ направления в библ. науке, сложившиеся среди христ., иудейских и внеконфессиональных толкователей от древности до наст. времени. Ш. в библеистике характеризуются предпочтением тех или иных методов *герменевтики и *экзегезы, что определялось различ.

Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том II автора Карташев Антон Владимирович

Из книги Великий обман [Научный взгляд на авторство священных текстов] автора Эрман Барт Д.

Из книги Под кровом Всевышнего автора Соколова Наталия Николаевна

Из книги Исламский энциклопедический словарь автора Али-заде Айдын Ариф оглы

Начало школы После бесплодных воздыханий Геннадия Новгородского в ХV в. и Стоглавого собора о заведении училищ, иезуит Антоний Поссевин предлагал Ивану Грозному посылать русских юношей в Рим в униатскую коллегию св. Афанасия, или в иезуитские школы Литвы.Грозный, заведя

Из книги автора

Философские школы Ещё одна причина, по которой предложенное Мидом объяснение подлога не срабатывает, заключается в том, что большинство авторов Нового Завета не принадлежали иудейской традиции. Они происходили из язычников. На этот случай другие учёные попытались найти

Из книги автора

Окончание школы Зима 42-43-го года была нелегка. Здание экстерната не отапливалось, мы сидели на уроках в ватных пальто, шапках, валенках. В замороженных зданиях - ни воды, ни туалета. Писать в варежках невозможно, и бумага - ледяная. У брата Серёжи и у меня была отморожена

Из книги автора

7. Правовые школы а) Суннитские правовые школы Ханафитский мазхаб- Эпоним мазхаба Абу Ханифа (Имам Азам, Ан-Нуман ибн Сабит аль-Куфи)- Некоторые наиболее известные ученики Абу Ханифы:- Метод Абу Ханифы- Формирование ханафитского мазхаба- Источники ханафитского мазхаба-

Общественный совет Минобрнауки не поддержал распространение изучения религиоведения на всю основную школу

Настояв в свое время на введении Основ религиозных культур и светской этики (ОРКСЭ) в 4-м классе, РПЦ сделала следующий шаг по продвижению религиоведения в школу. Патриарх Кирилл предложил распространить изучение курса на всю основную школу со 2-го по 9-й классы. Однако Общественный совет при Минобрнауки не поддержал эту инициативу. Члены совета и родители, академики и учителя единодушно выступили против внесения подобных изменений в школьную программу.

Шестимодульный курс ОРКСЭ (на выбор: светская этика, единая история мировых религий, основы православной культуры, история ислама, иудаизма и буддизма) преподается в российской школе сравнительно недавно — один полный учебный год. Вводился он с большими сложностями. И они не изжиты до сих пор.

Так, учителя не могут пережить потерю одного часа русского языка в неделю, за счет которого ввели новый предмет. А родители жалуются на массовые нарушения права выбрать любой модуль из шести: в лучшем случае им предлагают 2-3 модуля, а чаще загоняют в единственную группу. Правозащитники предупреждают о расколе классов на этно-конфессиональные группки и вообще считают подобный курс неуместным в светской школе. Чиновники не скрывают: 66% педагогов, ведущих ОРКСЭ, — учителя начальных классов, вся профессиональная подготовка которых — 72-часовой курс повышения квалификации. С этим нехитрым багажом они и вещают детям о высоком.

Тем не менее глава РПЦ выступил с новой инициативой: резко увеличить объем Основ религиозных культур в школьной программе и изучать их не один год, а целых восемь. А это, заявил на заседании Общественного совета при Минобрнауки член совета Виктор Лошак, момент принципиальный: «Новый рубеж, на который пытается вывести школу Церковь, на мой взгляд, уже нуждается не в дискуссиях, а в полноценном референдуме. Уроки религии на протяжении всего школьного обучения меняют его светский характер, а это уже должен одобрить или не одобрить не министр и даже не патриарх. Радикальное перераспределение учебных часов, а следовательно, и знаний в пользу религиозных дисциплин нуждается в обсуждении с широкой школьной и родительской общественностью».

Более того: «Как и в случае с введением ОРКСЭ, у новой инициативы РПЦ, безусловно, есть подтекст. На мой взгляд, это — ожидаемый приход в школу собственно служителей Церкви, что уже будет угрожать установленному Конституцией светскому характеру нашего государства, — разъяснил Виктор Лошак «МК». — А для школьного коллектива пустить в школу священника — это волей-неволей создать параллельный центр власти: священник в школе не может им не быть. Уже сейчас РПЦ в вопросе школьного образования ведет себя напористо и последовательно: священники стараются участвовать в родительских собраниях, агитируя за выбор Основ православной культуры. По просочившимся в печать сведениям, в некоторых областях департаменты образования уже ставят контрольные цифры четвероклассников, которым вменяется выбор православного модуля».

Другая колоссальная проблема, подчеркнул Лошак, неизбежно возникнет при изыскании дополнительных часов школьной программы на расширенный ОРКСЭ: «Учителя только пережили жертву одного часа русского языка либо литературы на ОРКСЭ. А теперь у них должны отнять в 8 раз больше учебного времени! Чем собирается жертвовать министерство в ситуации, когда добавить школьникам часы уже невозможно? Есть три предмета, преподаваемые со 2-го по 9-й класс: русский язык и литература, математика, физкультура. Готовы ли родители, школьники, учителя и министерство жертвовать этими базовыми дисциплинами?»

Родители, однозначно заявил на заседании совета представитель Национальной родительской ассоциации Алексей Гусев, к таким жертвам не готовы. Равно как и к механическому увеличению школьной программы: «У детей из-за перегрузок и без того уже ухудшаются здоровье и знания по основным предметам», — подчеркнул он. Общественный совет также единодушно рекомендовал министерству не расширять курс. А глава Минобрнауки Дмитрий Ливанов подчеркнул: «Прежде чем говорить о целесообразности расширения курса, надо понять, что он дал школьникам. Пока мы этого не знаем. Значит, в повестке дня не расширение курса, а анализ его результатов и обеспечение свободы выбора любого модуля. Этого выбора, надо признать, у многих семей во многих школах пока нет».

— Главная опасность идеи, предложенной РПЦ, очевидна: Церковь пытается использовать школу для миссионерской деятельности и таким образом расширить свою паству. Но в результате же страдает система образования! — заявил «МК» Виктор Лошак. — Я считаю результаты заседания Общественного совета более чем позитивными: не было ни одного члена совета, кто одобрил бы расширение ОРКСЭ.

СПРАВКА "МК"

В 2014/15 учебном году из 6 модулей ОРКСЭ 44% семей четвероклассников выбрали Основы светской этики; 20% — Основы мировой религиозной культуры; 35% — Основы православной культуры; 4% — Основы исламской культуры и менее 1% — историю буддизма и историю иудаизма.